Читать книгу "Шарко - Франк Тилье"

У Шарко из головы не шли рассказы журналистов по радио. Говорили об обнаружении тринадцати тел в Ивелине, без сомнения жертв одного и того же убийцы, которые, согласно источникам, были убиты при неизвестных обстоятельствах, причем место преступления следствию еще предстоит установить. Хотя личность Рамиреса пока что оставалась тайной, на него уже навесили кучу устрашающих прозвищ: Ивелинский Монстр, Убийца 78…

– Да уж, сложно было не услышать.

Доби поняла, что копу не хотелось вдаваться в детали. Кончиком скальпеля она извлекла пробу с картины с крокодилом:

– У вас хорошая интуиция: вы правильно сделали, что прислали их мне. Эти картины действительно были написаны кровью, но весьма необычной, поскольку речь идет о менструальной крови.

Полицейский с отвращением глянул на интимную частицу, прилипшую к лезвию острого инструмента.

– Не было ни табу, ни фильтров, – пояснила специалист. – Все как есть. Сама кровь, разумеется, плюс некротические фрагменты эндометрия, клетки вагинальной слизистой оболочки, секреции шейки матки и вагины, ну и так далее…

– Именно этим объясняется различие в цвете и рельефе?

– Частично. Различие в цвете соответствует различным периодам менструации. Ярко-красный присущ обильному кровотечению, характеризующему начало месячных, черный – это кровь, дольше остававшаяся в матке, то есть кровь мертвая, плотная, свернувшаяся. Между этими двумя крайностями возможны любые вообразимые оттенки. Значит, каждая картина была написана в течение одного цикла, то есть за пять-шесть дней, а вовсе не в один прием.

Она указала на темную зону в углу одного из полотен:

– Посмотрите, иногда можно различить папиллярные следы. Борозды от пальцев вот здесь и там, их можно обнаружить повсюду. Думаю, что картины были полностью созданы просто пальцами.

Коп попытался вообразить автора, мужчину или женщину, этих картин. Он видел, как тень в глубине мастерской погружает пальцы в менструальную кровь и размазывает ее по полотну, чтобы изобразить сцену в девственных джунглях. Идет ли речь о мужчине, который пишет чужой кровью, или о сумасшедшей, которая использовала собственные выделения? Одна из знакомых Рамиреса, вроде Мелани Мейер?

– Существует ли какая-то особая причина, чтобы сделать такое? Писать картину менструальной кровью?

– Эти картины состоят исключительно из органической материи, причем интимной, что придает им сексуальный характер. Нельзя сказать, чтобы их автор, будь то мужчина или женщина, признавал много запретов. Есть нечто оскорбительное в том, чтобы выставлять такое всем на обозрение. Это хуже, чем раздеться догола, это просто… омерзительно.

Она сложила картины и убрала их под стол:

– Вот, это практически все, что я могу вам сказать, отчет пришлю вашей команде, только кому-то придется заехать забрать их. Будь у меня время, я бы пошарила по Интернету в поисках следов. Наверняка не так уж много тех, кто пишет подобным образом, но со всем, что на нас сейчас свалилось, я…

– Я сам справлюсь, это моя работа. Если понадобится, можно будет сделать анализ ДНК этой крови?

– Не уверена. Но если вы хотите провести углубленное исследование, потребуется судейский запрос. Правда, мы сейчас перегружены сверх всякой меры.

Шарко поблагодарил ее и вернулся на Орфевр, 36, впав в глубокую задумчивость. В очередной раз всплыла кровь, но в иной форме, более мрачной, более загадочной. Рамирес пытал и убил Вилли Кулома, чтобы вернуть эти органические картины. Следовало любой ценой отыскать их автора.

Он вернулся в родные пенаты, где обретался один Робийяр. Тот измерял объем своих бицепсов портновским сантиметром и быстро опустил рукав, пока Шарко устраивался на своем рабочем месте.

– Где Николя?

– Уехал к Рамиресу с тремя полицейскими. У нас тринадцать тел на руках, а он использует последние ресурсы, упершись рогом в поиски второй отметины от пули, которой, может, вообще не существует, и плевать ему на иерархию. Могу только сказать, что Маньен просто с катушек слетел, и, не возись он с прессой, Николя мало бы не показалось. Их свара плохо кончится. У меня такое впечатление, что перед уходом на пенсию шеф все сделает, чтобы его законопатить.

– Я ему все время твержу, чтобы он вел себя поосторожнее. Маньен как змея: думаешь, что он спит, а он кидается на тебя ровно в тот момент, когда ты этого не ждешь. А Жак?

– Рвется на части с медэкспертами.

Шарко устроился перед монитором и начал поиск. Он перепробовал разные ключевые слова – «картина», «живопись», «кровь», «менструации», «страх», «крокодил», но ничего путного не добился. Хотя, щелкая по клавиатуре, он наткнулся на несколько статей, которые в конце концов его заинтересовали: они касались биоарта, нового течения в современном искусстве. Представители этого движения использовали биологические материалы для создания своих творений: кожу, клетки, сперму, кровь, человеческие останки. Иногда некоторые из них использовали самих себя в качестве подопытных мышей. Творец превращался в собственное произведение искусства.

Биоарт… Шарко никогда не слышал о подобном явлении. Он откопал кучу сайтов, специализирующихся на сюжетах, один поразительней другого. Некоторые художники сотрудничали с самыми передовыми исследовательскими лабораториями, другие забивались в свои мастерские, обложившись пробирками, скальпелями и иголками. Изготовление кукол на основе живых клеток, создание трансгенных зеленых светящихся кроликов, образцы гибридной кожи, которую можно пересаживать на кончики пальцев… Кроили, резали по живому, иногда по самому себе. Целью было задать вопросы, исследовать, растормошить, чтобы выявить проблемы сегодняшнего мира. Кстати, многие приверженцы биоарта наталкивались на юридические барьеры, действуя на грани законов о биоэтике и генетике.

Кровь… Слово бросилось в глаза, когда ему попалась статья в «Монд» о Данни Боньер, парижской биохудожнице, помешанной как на животном начале, так и на крови, которую она расценивала как «универсальный способ коммуникации». Публикация датировалась прошлым годом и называлась «Животное в крови».

В июне две тысячи четырнадцатого года женщина устроила под контролем медиков публичный перформанс, который заключался во впрыскивании себе крови волка и слиянии с животным. Поразительная фотография запечатлела ее, когда она стоит на коленях, упершись руками в землю, нос к носу со зверем. Шарко подумал, что получилась бы отличная афиша к голливудскому фильму. Перформанс именовался In the Mind of a Wolf, «В голове волка».

Он внимательно прочел статью. Когда журналист спросил художницу о том, что подвигло ее на такой эксперимент, она ответила, что тактильной коммуникации более недостаточно и что если нести животное в себе, то это поможет бороться с той опасностью, которой подвергается биологическое разнообразие на планете, а также трансформировать самого себя. Она сказала следующее: «Принять кровь означает распахнуть перед собой двери метаморфоз».