Читать книгу "Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - Александр Шуйский"

То, что есть внятный, неоспоримый маркер – это чуть ли не лучшая новость для всех нас, потому что вопросы духа – почва по определению зыбкая и мало поддающаяся любым лекалам, даже если не учитывать, что часть их – этическая и эстетическая, то есть сильно меняется с течением времени.

И вот об этом маркере – ощущении набора силы, – я хочу добавить пару слов.

Этот маркер при нас всегда, потому что, чем бы мы ни были заняты, мы либо задействуем животную, видовую, паническую, проще говоря, смертную часть, – либо часть бессмертную, не имеющую отношения к просто выживанию.

И тут следует помнить, что выживание имеет очень косвенное отношение к персональности.

К персональности относится личный смысл, личное счастье, личные подвижки, личная сила. К выживанию – добывать или быть добычей, все виды зависимости (как твои, так и от тебя), инстинктивные переживания – паника, страх перед смертью, оставленность, беспомощность.

Человек – это вечный конфликт смертности и бессмертия, поэтому довольно часто мы в повседневной жизни задействуем обе части одновременно, но маркер все равно один.

Сила, которую получаешь.

И это очень, очень хорошая новость. Что этот маркер есть и что он настолько внятный.

При этом, кстати, имеет смысл упомянуть, что смертная часть совершенно не обязательно завязана на тело, более того, как было сказано выше в разговоре, человек так замечательно устроен, что, прокачивая тело, прекраснейшим образом может прокачивать бессмертную часть.

Речь не о том, что задействовано – всегда задействовано все.

Речь о точке приложения контроля. Снаружи она или внутри. Грубо говоря, ты контролируешь то, что делаешь, или тебя контролирует (тащит) что-то извне.

Та сила, которую дает смертная часть, почти всегда носит привкус рывка из угла, в который тебя загнали. А еще она имеет точку приложения не внутри, а снаружи. Если бы не обстоятельства, если бы не конкуренты, если бы не тяжелое детство, если бы не. Но это та самая витальность, которую нам безотказно обеспечивает адреналин. Очень, очень важная составляющая любой жизни.

Именно из запаса витальности делается рывок в стрессе или критических обстоятельствах. Выброс усилия. И я отношусь к таким рывкам с большим уважением. Но у них всегда есть две черты, которые сильно отличают рывки витальности от рывков воли.

Во-первых, после такого рывка лежишь пластом то или иное время. Да, рванул, выдрался, выжил на этот раз, молодец. Но на восстановление уходит очень много времени. И восстанавливаешься всего-навсего до приемлемой нормы, а не до того состояния пика адреналинового выброса, в котором делался этот рывок. Это не ступени, с каждой из которых поднимаешься чуть выше. А снаружи по-прежнему – обстоятельства, конкуренты, тяжелое детство и прочие всадники Апокалипсиса.

А, во-вторых, отсутствие самодисциплины. Вернее, полная с ней несовместимость.

Та сила, которую дает часть бессмертная, обусловлена ровным поступательным движением, это не рывок из угла, это, как было сказано в хорошем анекдоте, медленный спуск с холма и последовательное эротическое общение со всем стадом. И точка ее приложения – внутри. Я – воздействую на мир, я – свой внутренний ребенок и внутренний же родитель, я отдаю наружу излишек того, что у меня есть в избытке, а не меня дерут на куски конкуренты и вынуждают обстоятельства.

То есть чем бы мы ни были заняты – делами, построениями, проектами, отношениями, отдыхом, работой, спортом, все равно, – эти занятия дают силу, но очень разную.

Сила от бессмертной части остается и накапливается. Если, входя в проект, ты наращиваешь силы, если их с каждым днем больше, если энергия, осмысленность, любопытство – растут, это означает, что задействована бессмертная часть.

Если у приходящей силы нет запаса, но ее хватает на некий рывок, после которого лежишь пластом, долго восстанавливаешься, причем в процессе восстановления осмысленность либо отсутствует, либо пунктирна, а депрессии и отчаянья как-то многовато, и такой маятник – рывок-пластом, рывок-пластом, – продолжается и продолжается, – это действует часть смертная. Хорошо для выживания, плохо для счастья (персональности и смысла). Для выживания вида нужны живые особи, а не счастливые.

То есть маркером в данном случае будет не просто прилив сил, а ровный, стабильный прирост. Поступательный приток сил. Поступательный приток ресурса.

Если его нет или он очень мал (а эмоциональный маятник при этом велик), имеет смысл отдавать себе отчет в том, что взаимодействуешь со смертной частью.

Смертная часть несовместима с самодисциплиной и самоконтролем, потому что точка приложения – снаружи. Поэтому и с планированием на основе анализа она несовместима тоже. Планирование смертной части имеет инстинктивную основу и объяснить логику своих действий тот, кто действует из нее, часто не может. Именно поэтому, кстати, его, действующего, так часто «кто-то вынудил».

Человек всегда пускает в ход все, что у него есть. Эмоции, силы, кураж, внешние раздражители – все, что может.

Вопрос в том, на что он их пускает.

И на что – определяется результатом, а не строительным материалом.

Вот по результату и можно сказать, какую часть он «прокачивал».

Но еще до получения результата можно сказать это по характеру прибывающей в процессе силы.

Особенно это важно тогда, когда результат плохо верифицируем или вообще невербализуем.

Можно сколько угодно, к примеру, считать, что занимаешься взаимодействием с бессмертной частью, и намерение может быть именно таково, но по тому, что у тебя в среднем с силой и бессилием – безошибочно определяется, чем ты занят на самом деле.

Я очень далек от идеи «не занимайся смертным, занимайся бессмертием». Моя идея – «отдавай себе отчет в том, чем занят, вот тогда будет внятный, верифицируемый результат». И, собственно, точные маркеры того, чем занят, в занятиях с результатом невнятным или очень отложенным, я здесь и пытаюсь определить.

Чашка двадцать пятая

«Лабиринт Мёнина»

В этом выпуске сначала вопросы.

Вопрос читателя: После прогулки по лабиринту Макс становится взрослым. Значит, что-то в этом лабиринте сработало для него как инициатическая практика? Что такого было в этом лабиринте, чего не было в остальных историях? Или сработал эффект перехода количества в качество?

Понятно, что Макс приобрел бесценный опыт в лабиринте, а что насчет Мелифаро? Ему эта прогулка даже в минус ушла, получается? Он же помолодел и поглупел в лабиринте или по возвращении только у Макса все не вернулось на свои места?

М.Ф.: Как минимум управление реальностью при помощи собственного настроения. Для мага (и просто для человека с большой личной силой) важнейшая из наук.

Кроме того, не факт, что стать (и тем более, выглядеть) старше – такое уж великое достижение. Ну и не горе, конечно. А что-то вроде шрама, который свидетельствует: был ранен, выжил. Постареть вообще-то может любой дурак. Никакой особой заслуги в этом нет.