Читать книгу "Мемуары гейши - Артур Голден"

Несколько раз меня приглашала к себе Мамеха. Каждый раз я надеялась, что она придумала какое-то противоядие против Хацумомо. Но она лишь просила меня выполнить поручения, которые не могла доверить своим служанкам. Однажды я не выдержала и спросила, что меня ждет в ближайшем будущем.

— Боюсь, Саюри-сан, тебе придется на какое-то время исчезнуть, — сказала она. — Я понимаю, как тебе хотелось бы разделаться с этой опасной женщиной, но до тех пор, пока я не продумаю до конца свой план, тебе лучше не сопровождать меня в Джионе.

Конечно, очень обидно такое слышать, но Мамеха была права. Насмешки Хацумомо могли так навредить мне как в глазах мужчин, так и в глазах женщин, что мне действительно лучше было оставаться дома.

К счастью, Мамеха отличалась большой изобретательностью, и ей удавалось время от времени приглашать меня на мероприятия, на которых мне ничего не угрожало. Хацумомо могла оградить от меня Джион, но она не могла оградить меня от всего мира. Уезжая из Джиона, Мамеха часто брала меня с собой. Я ездила с ней на поезде в Кобэ, где Мамеха разрезала ленточку на новой фабрике. В другой раз я вместе с ней сопровождала бывшего президента фирмы «Японский телеграф и телефон» в автомобильном туре по Киото. Тогда-то я и увидела впервые все районы этого огромного города, ведь до сих пор мне доводилось бывать в основном только в Джионе. Не говоря уже о том, что я впервые ехала в машине. Я никогда не задумывалась над тем, как ужасно жили простые люди в те годы, пока мы не проехали вдоль реки в южной части города и не увидели женщин с грудными детьми в оборванных одеждах, сидящих под деревьями. Бедные люди никогда не приходили в Джион, и трудно было вообразить, что я, можно сказать, рабыня, терроризируемая Хацумомо, вела относительно благополучный образ жизни для эпохи Великой Депрессии. В тот день я это поняла.

Однажды днем, вернувшись из школы, я нашла записку. Мамеха предлагала мне взять косметику и прийти в ее апартаменты. Когда я появилась, господин Ичода, выполнявший у Мамехи роль господина Бэкку, в дальней комнате надевал Мамехе пояс перед большим зеркалом.

— Быстро делай макияж, — сказала мне Мамеха. — В соседней комнате лежит кимоно для тебя.

По стандартам Джиона квартира Мамехи была просто огромной. Помимо основной комнаты, в которой помещалось шесть циновок татами, имелось еще две комнаты поменьше — в одной из них она одевалась, там же жила прислуга, а в другой спала. В спальне на ее постели лежало кимоно, приготовленное служанками Мамехи. Меня поразила ее постель, застеленная свежими простынями, на которых Мамеха явно не спала этой ночью. Они казались свежими, как первый снег.

Когда я начала накладывать макияж, Мамеха объяснила, почему она меня пригласила.

— Сегодня приезжает Барон. Он придет сюда на обед. Мне бы хотелось познакомить тебя с ним.

Мне пока не представилось случая рассказать вам о Бароне — данне Мамехи. Сейчас в Японии уже нет баронов и графов, но до Второй мировой войны были, и барон Мацунага был одним из богатейших. Его семья, очень влиятельная в финансовом мире, контролировала один из самых больших банков в Японии. Изначально титул барона принадлежал его старшему брату, убитому в бытность свою министром финансов в кабинете премьер-министра Инукая. Данна Мамехи уже в тридцать с небольшим лет унаследовал от своего старшего брата не только титул барона, но и всю собственность, включая огромное имение в Киото неподалеку от Джиона. По делам ему приходилось большую часть своего времени проводить в Токио. Было и еще кое-что, удерживающее его там. Много лет спустя я узнала о его второй любовнице, жившей в районе гейш Асака в Токио. Редкий мужчина обладал достаточным богатством, позволявшим иметь хотя бы одну любовницу-гейшу, а у барона Мацунага их было две.

Теперь, когда я узнала, что этот день Мамеха проведет со своим данной, я поняла, почему на ее кровати такие свежие простыни.

Я быстро надела одежду, приготовленную для меня Мамехой, — нижнее платье светло-зеленого цвета и кимоно красновато-коричневого с хвойным рисунком. К этому времени одна из служанок Мамехи вернулась из близлежащего ресторана с обедом для Барона, упакованным в огромную коробку. Еда в ней, на тарелках и в чашках, была сервирована, как в ресторане.

Несколько минут спустя появился Барон. В приоткрытую дверь я увидела его стоящим на лестничной площадке, где Мамеха развязывала ему ботинки. Барон оказался маленьким и круглым, и первое, что приходило в голову, глядя на него, это его сходство с миндалем или каким-нибудь орехом. В то время считалось модным носить бороду, и пучки длинных волос на его лице напоминали водоросли, случайно попавшие в чан с рисом.

— О, Мамеха… Я так вымотался, — сказал Барон. — Как я ненавижу эти длинные переезды в поездах!

Наконец он разулся и вошел в комнату мелкими быстрыми шажками. Утром служанки достали из кладовки стул и персидский ковер и расположили их около окна. Барон уселся на стул, а ко мне подошла служанка, поклонилась, как бы извиняясь, и закрыла дверь.

Я просидела в комнате для прислуги час или чуть больше, пока служанка кормила Барона обедом. Время от времени я слышала шепот Мамехи, но в основном говорил Барон. Сначала мне показалось, что он сердится на Мамеху, но потом я поняла, что его разозлил какой-то человек, встреченный им накануне и задававший много вопросов личного свойства. Наконец, трапеза завершилась, служанка вынесла чайные чашки, и Мамеха позвала меня. Я вошла и поклонилась Барону, ужасно нервничая, ведь мне никогда прежде не доводилось видеть аристократов. Я думала, он скажет мне что-нибудь, но его взгляд блуждал по комнате, казалось, не останавливаясь на мне.

— Мамеха, — спросил он, — где тот свиток, офорт или что-то в этом роде, висевший у тебя в нише? Его не сравнить с тем, что висит здесь сейчас.

— Этого свитка нет на этом месте уже около четырех лет, Барон. А это поэма Мацудайра Койчи, написанная его собственной рукой.

— Четыре года? А разве здесь не висела картинка, выполненная тушью, когда я приезжал к тебе в прошлом месяце?

— Нет… Но в любом случае Барон не удостаивал меня своим визитом последние три месяца.

— Не удивительно, что я чувствую себя таким уставшим. Я всегда говорю себе, что должен проводить больше времени в Киото, но… одно тянет за собой другое… Но дай мне посмотреть на тот свиток. Не могу поверить, что не видел его уже четыре года.

Мамеха попросила служанку принести свиток из кладовки. Мне доверили развернуть его. Трясущимися руками я развернула его и протянула Барону.

— Аккуратная девочка! — сказал он.

Я так смутилась, что даже после поклонов и извинений еще несколько раз посмотрела на Барона, убеждаясь, что он на меня не сердится. Когда я придерживала свиток, казалось, он больше смотрел на меня, чем на свиток. Но взгляд не показался мне укоризненным. Спустя какое-то время стало понятно, что Барон смотрел с любопытством, и это придало мне уверенности.

— Этот свиток гораздо красивее, чем то, что висит у тебя сейчас, Мамеха, — сказал Барон. Он по-прежнему продолжал смотреть на меня и не отводил глаз, даже встречаясь со мной взглядом.