Читать книгу "Мемуары гейши - Артур Голден"

— Саюри…

— Это означает, — продолжала я, — что женщина, сделавшая такой выбор, вероятно, никогда не привезет своего ребенка обратно в Японию.

Теперь Председатель понял, что я предлагала устранить из Японии единственное препятствие, которое мешало Нишиока Минору. Какое-то время он смотрел безучастно. Потом, когда он представил себе, что я покину его, в уголке его глаза появилась одинокая слеза, которую он смахнул так же незаметно, как смахивают муху.

В августе того же года я поехала в Нью-Йорк, чтобы основать свой очень маленький чайный дом для японских бизнесменов и политиков, путешествующих по Соединенным Штатам. Мама пыталась предложить, чтобы бизнес, который я начинаю в Нью-Йорке, был представительством окейи Нитта, но Председатель отказался рассматривать любые подобные соглашения. Мама имела надо мной власть до тех пор, пока я оставалась в Джионе. Сейчас, уезжая из Японии, я рвала с ней все отношения. Мама отдала мне все до последней причитающейся мне йены.

Не могу сказать, что я не испытала страх, когда дверь моей новой квартиры в Башне Вальдорф закрылась за мной впервые. Но Нью-Йорк — удивительный город. Прошло много времени, и Нью-Йорк стал для меня более родным городом, чем Джион. Я мысленно перелистываю назад долгие недели, проведенные здесь с Председателем, сделавшие мою жизнь в Соединенных Штатах в какой-то мере даже богаче, чем в Японии. Мой маленький чайный дом на втором этаже старого клуба на Пятой авеню, был скромным, но очень успешным с самого начала. Со мной приехали гейши из Джиона, даже Мамеха иногда навещала меня. Сегодня я хожу туда, только когда в Нью-Йорк приезжают близкие друзья или старые знакомые. Обычно же мой день проходит очень насыщенно. По утрам я с группой японских писателей и художников изучаю интересующие нас предметы, такие как поэзия, музыка или история Нью-Йорка. Потом завтракаю с подругой. После обеда обычно делаю макияж и готовлюсь к той или иной вечеринке — в чайном доме или у меня в квартире. Накладывая макияж, я вспоминаю тот белый, который делала в Джионе. Я бы с радостью хотела съездить туда хоть ненадолго, но, с другой стороны, думаю, что я бы расстроилась, увидев, как там все изменилось. После смерти Мамы, к примеру, окейю Нитта сравняли с землей и вместо нее построили жилое бетонное здание с книжным магазином внизу.

Когда меня привезли в Джион, там работали восемьсот гейш. Теперь же их осталось меньше, чем шестьдесят. Во время последнего визита Председателя в Нью-Йорк мы с ним прошли по центральному парку. Мы вспоминали прошлое, а когда подошли к сосновой аллее, Председатель неожиданно замолчал. Он часто говорил мне, что сосны растут вдоль улицы в Осака, на которой он вырос. Я наблюдала за ним и понимала, что именно он вспоминает. Он стоял с закрытыми глазами и глубоко вдыхал запах прошлого.

— Иногда, — сказал он, — я думаю, мои воспоминания более реальны, чем то, что я вижу сейчас.

В молодости мне казалось, что страсть обязательно угасает с годами, ведь и содержимое чаши, наполненной водой и оставленной в комнате, постепенно испарится. Но когда мы с Председателем вернулись в мою квартиру, мы выпили друг друга до такой степени, что мне казалось, будто все мое содержимое стало плотью Председателя, а его — моей. Я мгновенно уснула, и мне снилось, будто я на банкете в Джионе беседовала с пожилым человеком, который объяснял мне, что его жена, к которой он очень нежно относился, на самом деле не мертва, потому что радость от проведенною с ней времени до сих пор живет в нем. Когда он говорил это, я пила из чаши самый необыкновенный суп из всех, какие только пробовала. Каждый глоток приводил меня в экстаз. Я начала чувствовать, что все люди, которые умерли или сейчас не со мной, продолжают жить во мне, как жена этого человека продолжает жить в нем. Мне казалось, я вливала в себя всех — сестру Сацу, убежавшую и оставившую меня совсем маленькой, моих отца и мать, господина Танака с его искаженным представлением о доброте, Нобу, не сумевшего простить меня, Председателя. Суп наполняли все, кто был дорог мне в жизни, и пока я пила его, этот человек своими словами затронул мое сердце. Я проснулась со слезами на глазах и взяла руку Председателя в страхе, что не смогу жить без него, когда он умрет и покинет меня. И даже когда он умер всего через несколько месяцев, я поняла, что он оставил меня в конце своей длинной жизни так же естественно, как деревья оставляют свои листья.

Не могу сказать, что именно движет нами в жизни, но что касается меня, то я прибилась к Председателю, как камень прибивается к земле земным притяжением. Когда я поранила губу и встретила господина Танака, когда моя мама умирала и меня безжалостно продали, — все это было несшимся через скалы к океану потоком. Даже теперь, когда он ушел от меня, он все равно со мной, в богатстве моих воспоминаний. Я заново пережила свою жизнь, рассказывая ее вам.

Это правда, что, иногда переходя Парк-авеню, я удивляюсь тому, насколько экзотично мое окружение. Желтые такси, женщины с портфельчиками, которым очень забавно видеть старую японскую женщину, стоящую на углу улицы в кимоно. Но, возможно, Йоридо показался бы мне таким же экзотичным, если бы я увидела его сейчас? Маленькой девочкой я не предполагала, что моя жизнь станет борьбой, но господин Танака увез меня далеко от моего подвыпившего домика. Сейчас я знаю, что наш мир не более постоянен, чем волна, поднимающаяся над океаном. Каковы бы они ни были, но свои победы и поражения мы должны пережить, потому что очень скоро поднимется новая волна, но это будет уже новая история.