Читать книгу "Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский"

Царю приходится воевать с двумя врагами — польским и шведским королями. Шведы взяли Нарву, Ивангород, Вейсенштейн (Белый Камень) и другие крепости; мало того, они вторгнутся во внутренние области Московского государства, если Иван не поспешит заключить мир с Баторием. Псков находится в величайшей опасности. Подкрепления, которые посылаются городу, не достигают своего назначения. Между тем псковские воины умирают в большом количестве и в сражениях, и от болезней, и от душевных страданий. А тут еще король Стефан не только решил зимовать под Псковом, но собирается предпринимать летом будущего года поход во внутренние области Иванова царства. Рассчитывать на неудачный исход осады Пскова нечего, ибо вскоре будет привезено, по приказанию короля, большое количество пороху и много ядер из города Риги. Уступить Ливонию необходимо, и эта уступка не будет особенно тяжела для царя, так как при содействии папы можно будет выговорить у Батория свободный пропуск купцов из других христианских государств через Польшу и Ливонию, чего царь так энергично добивался.

Письмо это произвело впечатление на Ивана. Хотя известиям, которые сообщал Поссевино о силах Батория, царь особенно не поверил и продолжал питать надежду на то, что польский король отступит от Пскова, тем не менее он решил, что надо поскорее мириться с одним противником, польским королем, чтобы было проще расправиться с другим врагом, Швецией. Немедленно по получении письма Поссевино Иван с сыном и боярами приговорил: «Теперь по конечной неволе, смотря по нынешнему времени, что литовский король со многими землями и шведский король стоят заодно, с литовским бы королем помириться на том: ливонские бы города, которые за государем, королю уступить, а Луки Великие и другие города, что король взял, пусть он уступит государю; а помирившись с королем Стефаном, стать на шведского, для чего тех городов, которые шведский взял, а также и Ревель не писать в перемирные грамоты с королем Стефаном».

Таким образом, Иван соглашался начать переговоры о мире. Он назначил место, куда должны съехаться послы с той и другой стороны, — Запольский Ям, но требовал, чтобы Баторий отступил от Пскова: в этом требовании сказывались и затаенная надежда царя на улучшение положения, и желание скрасить ради удовлетворения своего самолюбия печальную действительность.

Не меньше нужен был мир и Баторию, положение армии которого становилось все хуже и хуже. Не дождавшись возвращения первого своего посланца Андрея Полонского, Поссевино, с согласия (а может быть, и по просьбе) короля, отправил к царю с письмом второго, убеждая Ивана опять в том, что заключение мира является для него неизбежной необходимостью. Но новые аргументы были излишни: Иван уже после первого письма спешил выразить свою готовность мириться.

Но, несмотря на горячее желание мира с той и другой стороны, переговоры начались только в середине декабря. Проволочка объясняется условиями тогдашних путей сообщения: пересылки между Псковом и Москвой потребовали значительного времени[134]. Наконец послы Батория и Ивана съехались в указанное место, Запольский Ям, небольшую деревню между Заволочьем и Порховом. Выбор этого пункта сделан был Иваном и обусловлен требованием Батория: король соглашался отправить своих послов только под тем условием, если переговоры будут происходить недалеко от Пскова и вблизи границы его государства.

Во главе московского посольства стояли наместник кашинский князь Дмитрий Петрович Елецкий, наместник козельский Роман Васильевич Олферьев, дьяк Никита Басенок Верещагин и подьячий Захарий Связев. Они получили наказ, досконально определявший, по московскому обыкновению, их образ действий, который стремился предвидеть, а вместе с тем и предрешить ничтожнейшие недоразумения, какие только могли возникнуть при переговорах. При этом полномочия послов были весьма обширны, поскольку Иван был готов к большой уступчивости. На малосущественные обстоятельства послы не должны были обращать внимания. Иван наказывал своим послам все равно соглашаться на переговоры, пусть даже окажется, что свита королевского посольства превышает численностью московскую, или, скажем, послы Батория захотят съехаться не Запольском Яме, а в другом каком‑либо месте вблизи Пскова, или Антонио Поссевино, посредник между королем и царем, не пожелает или не сможет на переговорах присутствовать. Уступчивость Ивана доходила до того, что он соглашался не писать себя в перемирной грамоте царем, если того будет требовать король, прибавляя, впрочем, следующие знаменательные слова: «которого из вечного государя как его не напиши, а ево Государя во всех землях ведают, какой он государь». Иван не хотел только давать в своей перемирной грамоте Баторию титул «Ливонский» («Лифляндский»), хотя и соглашался уступить ему Ливонию на основании условий так называемого вечного мира. При этом он наказывал послам испробовать все средства, чтобы отстоять хотя бы пядь столь дорогой для него ливонской земли, поскольку еще лелеял мысль при более благоприятных обстоятельствах вернуть Ливонию.

Не терял он и надежды приобрести гавани на берегу Балтийского моря в результате войны со Швецией и поэтому запрещал своим послам включать шведского короля в мирный договор с Баторием.

Польского короля на переговорах представляли брацлавский воевода князь Николай Збаражский, литовский маршал надворный Альберт Радзивилл и королевский секретарь Михаил Гарабурда. Они получили ограниченные полномочия: в тех случаях, которые не были определены инструкцией, им следовало обращаться за указаниями к Замойскому, которому король поручил общее руководительство переговорами. В лагере Батория боролись два течения: литовцы, как мы знаем, готовы были оставить осаду Пскова; они желали заключить поскорее мир и потому склонны были делать значительные уступки врагу. Напротив того, Замойский настаивал на том, чтобы продолжать осаду и принудить врага к миру на условиях, которые выгодны исключительно Речи Посполитой. Баторий разделял мнение своего канцлера, почему и назначил его руководить переговорами; только один Замойский получил указания, что можно и чего нельзя уступить врагу[135].

Антонио Поссевино являлся посредником беспристрастным[136], ибо не был заинтересован в том, что составляло предмет спора между Москвой и Речью Посполитой. Он думал, конечно, более всего об интересах Рима и старался осуществить те цели, которые преследовала римская курия. Для него важнее всего было заключение мира, а на каких условиях он состоится, это имело для него значение постольку, поскольку ускоряло примирение враждующих сторон. Он, разумеется, сочувствовал Баторию, как католическому королю, на которого Рим смотрел как на лучшего поборника своих задач и стремлений, но с другой стороны, папский легат хотел угодить и православному царю, ибо он питал надежду на то, что ему удастся обратить Ивана на путь католической веры. Роль Поссевино как посредника была непростой: он легко мог навлечь на себя недовольство той или иной стороны.