Читать книгу "Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории. 1500-1850 - Джек А. Голдстон"

Вплоть до начала XIX в. производство головных уборов, обуви, перчаток и одежды целиком осуществлялось вручную. То же можно сказать о посеве и сборе урожая и большей части строительства. Для освещения все еще использовались масляные лампы и свечи, а для передвижения — преимущественно гужевой транспорт. Как видно из таблицы 7.2, даже в ведущих отраслях промышленности по-настоящему масштабные изменения произошли лишь после 1850 г. Затем в последующие полвека, с 1850 по 1900 г., паровая и дизельная тяга, электричество и паровые турбины вместе начали вырабатывать кажущееся безграничным количество энергии; дешевое железо, сталь, медь и промышленное производство кирпича способствовали стремительному росту строительства; поезда и пароходы стали главными средствами передвижения, а большинство предметов повседневного потребления стало производиться на фабриках с автоматическим оборудованием, а не в мастерских кустарей и ремесленников, использовавших лишь ручные инструменты.

Важной чертой всего этого процесса, начиная приблизительно с 1700 г., стало ускорение внедрения инноваций. Силы, стоявшие за этой армадой индустриализации, были многочисленны и включали усовершенствования в сфере образования и обучения рабочих, использование финансов и капитала для финансирования новых отраслей промышленности, а также новые организационно-правовые формы хозяйствования. Но за каждым крупным усовершенствованием в технике лежали успешные инновации — результаты поиска более эффективных, мощных и новаторских путей производства и транспортировки товаров.

Инновации и технический прогресс встречались в истории довольно часто. Римляне изобрели бетон и усовершенствовали арку и акведук. Китайцы — бумагу', компас, шлюзы и счеты. Индийским и мусульманским обществам мы обязаны изобретением ветряной мельницы, часов, университетов и обсерваторий. Однако в каждом из этих случаев совокупность изобретений знаменовала собой «золотой век» или период экономического роста, который затем постепенно сходил на нет, после чего общество оказывалось в стабильном положении или даже постепенно приходило в упадок.

Для постоянного развития нужно нечто большее, чем просто наличие нескольких блестящих идей. Как заметил экономист Натан Розенберг, «улучшение показателей в одной части [системы] имеет ограниченное значение без синхронных улучшений в других частях».

А потому Европу, а затем и весь мир, изменило не что иное, как постоянно растущее число взаимосвязанных инноваций в сельском хозяйстве, транспорте, производстве, финансовом деле, образовании и маркетинге. Темпы изменений не только начали ускоряться в конце XVIII — и начале XIX в., но продолжают расти и сегодня. Когда мы размышляем об инновационной модели как ответственной за прогресс Запада, нам следует рассматривать ее не как цепь отдельных изобретений, а как волны неуклонно продвигавшихся изменений во многих областях, каждое из которых развивало последствия других изменений. Как писал историк экономики Эббот Ашер, для промышленной революции были характерны «постоянно возникающие новшества».

Точно так же мы не можем считать, что инновация была связана лишь с новейшей продукцией или отраслями промышленности. Она касалась всего, даже самых незначительных вещей. В Британии число патентов, выданных на сельскохозяйственные инструменты с 5–6% за десятилетие до 1760 г., к 1830-м гг. выросло до 15, 40, 60 и затем 80% за десятилетие. В Америке, где ускорение инноваций происходит позднее, изменение в темпах инноваций выражено не менее четко: так, около 1840 г. резко выросло число патентов на различные модели подковы с 5 за год до 1840 г. до 30–40 за год в 1890–1910 гг. Историк экономики Уильям Паркер заметил, что промышленной революции было свойственно «изобретательство [ставшее] своего рода всенародной деятельностью, которая осуществлялась на постоянной основе, была незначительной по размаху и задействовала множество самых разных людей».

Этот рост изобретательства как широкой, всеохватной активности впервые наблюдался, конечно же, в Британии. На протяжении начала XIX в. Британия была наиболее успешной страной в мире по применению новых изобретений в целях усовершенствования производства — в том числе и открытий, сделанных в других странах. Например, отбеливание хлором, открытое французом К.Л. Бертолле (1785); процесс получения соды, открытый бельгийцем Николя Лебланом (1787); газовое освещение, изобретенное в одно и то же время французом Филиппом Лебоном и шотландцем Уильямом Мердоком (около 1798 г.); механизация льнопрядения, которую изобрел Филипп Де Жирар (около 1810 г.); знаменитый ткацкий станок Жаккара (запатентованный в 1802); технология консервирования свежих фруктов и овощей Франсуа Аппера (1798) — все они нашли свое первое полномасштабное применение в Британии. Лидерство Британии в этом столетии объяснялось вовсе «не обладанием лучшей техникой, а ранним формированием культуры, которая, посредством бесчисленных незначительных инноваций… приводила к тому, что лучшие технологии» становились общепринятыми.

В итоге, при объяснении прогресса Запада, мы не сможем обнаружить какого-либо «общеевропейского преимущества» в сфере материального благосостояния или техники до 1700 г. Точно так же мы не сможем указать на какие-либо значительные изобретения. Скорее, экономический и промышленный прогресс разворачивался шире и глубже, постепенно стирая весь традиционный уклад.

В объяснении теперь нуждается появление необычайно массового желания и способности к инновациям, приведшее к тысячам инноваций, совокупным результатом которых были резкие изменения в сфере экономических возможностей. А главное, нам необходимо объяснить, как именно все это возникло и укоренилось в Британии между 1700 и 1850 гг.

Были ли фабрики ключевой инновацией?

Некоторые авторы XVIII–XIX вв., от Адама Смита до Чарльза Диккенса, поражались появлению в Британии множества фабрик по производству всего — от хлопчатобумажной ткани до металлических изделий и керамики. Казалось, сами фабрики и были ключевой инновацией, сделавшей промышленную революцию возможной.

Однако это было бы ошибочным заключением. Завод не был новой формой экономического производства; скорее, сотни других технических инноваций в производственных процессах сделали заводы более привычным способом производства все большего числа товаров. Фабрики (как места, в которых десятки рабочих объединяли свои усилия, хотя каждый специализировался на определенном производственном процессе, для производства готового изделия) существовали на протяжении многих веков, если не тысячелетий. Огромные каменоломни Древнего Египта и верфи имперского Китая использовали труд сотен рабочих для выполнения сложных согласованных задач.

В конце 1760-х гг. в Англии появилась собственно промышленная фабрика, на которой использовалось новое оборудование, новые производственные процессы или новые источники энергии для изготовления вещей, традиционно производившихся либо в домашних хозяйствах или в крошечных мастерских. Фабрика заменила ручной труд машинным.

Так, изобретение станка (прядильная машина Аркрайта, созданная в 1769 г.) для скручивания хлопковолокна в нить с помощью валиков, а не человеческих пальцев, привело к появлению первых хлопкопрядильных фабрик. За несколько десятилетий неуклонное усовершенствование в оборудовании и источниках энергии привело к увеличению объемов производства в сотни, а снижению цен — в десятки раз.