Читать книгу "Дикая история дикого барина - Джон Шемякин"

Получив ответ декана философского факультета, ректор университета некоторое время молчал в пространстве и времени, балансируя на грани бытия и духовного начала морального сожительства субъектов. Наличие отсутствия профессора философии на философском факультете осознавалось ректором около недели.

Итогом послужило прошение ректора, адресованное попечителю Московского учебного округа и содержащее краткое изложение проблемы с присовокуплением всех входящих и исходящих бумаг. Ректор просил руководство Московского учебного округа оказать содействие в разрешении намечающейся проблемы.

После рассмотрения прошения ректора попечитель Московского учебного округа адресовал ректору университета ответное послание. В котором указывал, что допущение Тургенева И. С. к защите диссертации находится в ведении университетского начальства и не требует разрешения со стороны попечителя Московского учебного округа. В конце послания ректору попечитель рекомендует справиться у декана философского факультета: а какое разрешение попечителя ему необходимо?

Ректор прочитал послание попечителя и снова встал на уже знакомую ему грань. Разрешение не требуется, но спрашивается, а какое разрешение вам необходимо? Ректор переправил запрос попечителя декану философского факультета, присовокупив к запросу всю исходящую документацию.

Декан философского факультета рапортовал в ответ ректору, что факультет считает, что формирование кафедры философии на философском факультете для него, декана, дело новое, загадочное и даже как-то опасное. Пятнадцать лет философский факультет отлично обходился без кафедры философии и профессора при ней. Поэтому, по мнению декана, вопрос об открытии кафедры философии является скорее всего задачей не его, декана, а вышестоящего начальства.

Ректор переправил ответ декана попечителю Московского учебного округа.

Попечитель в ответ уведомил ректора, что его, попечителя, интересует, а зачем философскому факультету кафедра философии и зачем ректор смешивает это предполагаемое открытие кафедры с желанием Тургенева стать философом?

Ректор, прочитав уведомление попечителя, через два дня после получения оного решился умереть. И умер. Но успел переправить запрос попечителя декану философского факультета!

Декан (в траурной одежде по поводу кончины ректора) ответил попечителю, что факультет философии Московского университета считает, что И. С. Тургенев не должен защищаться в Московском университете, а обращался он, декан, к ректору (ныне покойному) только затем, чтобы понять, как впредь поступать с желающими защищаться на философском факультете, если на факультете нет кафедры философии и профессора на этой кафедре. И что он, декан, считает, что кафедре на факультете быть не нужно, а ректор (ныне покойный) зачем-то его, декана, не понял и стал волновать начальство (попечителя) вопросами, не имеющими отношения к факультету философии (см. отсутствие кафедры философии на факультете философии).

Прочитав ответ декана, попечитель поручил своему аппарату составить меморандум «О состоянии философии в России и в странах Европы».

Аппарат попечителя (в лице титулярного советника Няшева Сигизмунда Карловича) переправил распоряжение попечителя о составлении меморандума декану философского факультета. Для составления оного меморандума в сжатые сроки.

Декан философского факультета обратился к новому ректору Московского университета с «письменным отношением», в котором запрашивал ректора о разрешении на составление меморандума и интересовался направлением, которого следует придерживаться: естественного или же аналитического?

Новый ректор переправил запрос декана попечителю Московского учебного округа.

Попечитель отправил новому ректору «письменное отношение», в котором интересовался, какое из направлений (естественное или аналитическое) декан философского факультета считает наиболее подходящим к сему случаю?

Ректор университета вступил на грань, на которой уже был его предшественник. И переправил послание попечителя декану.

Декан отвечал ректору, что готов на оба направления.

Ректор переправил ответ декана попечителю.

Попечитель отвечал, что не имеет в своих задачах, державно отмеченных государем, выбирать между естественным и аналитическим направлениями. И просил ректора указать декану философского факультета, что решение вопроса о выборе направления меморандума целиком лежит в зоне ответственности декана.

Ректор переправил послание попечителя декану…

Там еще два тома. Я решил не дочитывать. Тургенев, конечно, уехал в Баден-Баден где-то к началу обсуждения меморандума. Ну, то есть не уехал, конечно, в Баден-Баден, а отправился в Петербург, где стал работать в МВД в чине коллежского секретаря (по-армейски – поручика). А на следующий год после подачи прошения в Московский университет написал поэму «Параша». Название которой, конечно же, не имеет никакого отношения ни к работе в МВД, ни к попытке защитить диссертацию на философском факультете Московского университета. Параша – это, как нам всем прекрасно известно, красивое женское имя. А МВД – это Министерство внутренних дел. А Московский университет – это Московский университет.

Как это славно. Тра-ди-ци-я.

Зачем читать «Замок»? Зачем?

Гоголь-моголь

Николай Васильевич Гоголь часто и очень сильно хотел устроиться на государственную, лучше даже придворную должность.

И в этом я вижу очень много здравого. Манерная ситуация, при которой творец сутулой вороной обязан сидеть в стороне от активной жизни мира и всяко демонстрировать только причуды творческой сдвинутости, мне кажется отвратительной.

Поэт, пока его не требует «к священной жертве Апполон», он, на мой параноидальный вкус, обязан активно вмешиваться во всё, что увидит по дороге. Подойти, поворошить и вмешаться. Так мы, публика, получаем и творения, и поучительные примерные бонусы.

Николай Васильевич жил, например, в Риме. В Риме он переписывал «Тараса Бульбу», создавая для нас нашу «Илиаду». В Риме он писал «Мертвые души». В Риме его охмуряли иезуиты, а он над ними смеялся звонко.

В Риме Гоголю было хорошо. Развалины, традиции, приятный народ, салоны аристократии, которая любила Гоголя к себе зазывать, климат, возможность представляться разными именами, – всё, решительно всё, в Риме было Гоголю по душе.

В Риме Николай Васильевич был крайне элегантным жантильомом. На фотокарточке из Рима Николай Васильевич – просто обложка, а не человек. В руке цилиндр, белые перчатки, моднейший сюртук. Волосы уложены эффектнейше. Жилеты такие носил, что черт его знает, кто их и выдумывал для Гоголя, такие жилеты! Синие, голубые, бежевые, алые, со звездами, в полоску, с отворотами, без отворотов, с «лоском из проплетенного шелка», «распашные и глуховатые» – вот такие жилеты, чтоб лопнули совсем мои очи, какие жилеты.

С деньгами у Гоголя ситуация было чуть хуже. То есть деньги, конечно, были. И были в количестве, которое в Вологде сочли бы даже за непристойность какую: столько денег живых на руках!