Читать книгу "Нансен. Человек и миф - Наталия Будур"

25 октября началась полярная ночь. Настроения это команде не прибавило. Кроме того, казалось, что судно беспорядочно дрейфует по кругу. К 19 ноября «Фрам» находился южнее, чем в момент начала дрейфа. Нансен погрузился в депрессию, хотя он и знал, что по плану никогда в экспедициях ничего не идёт. Тем не менее его не покидала мысль, что судно оказалось в ледяной мышеловке и будет продолжать «кружиться». Но он продолжал ждать и надеяться, памятуя о сибирском плавнике в Гренландии. Но иногда мужество покидало и его:

«Четверг, 30 ноября. Сегодня лот показал 170 м глубины; судя по линю, нас несёт на северо-запад. Теперь, должно быть, движемся на север; надежды растут, и жизнь снова становится светлее. Настроение подобно маятнику — если только можно представить себе маятник, совершающий самые неравномерные качания. Бесполезно пытаться смотреть на это дело с философской точки зрения, всё равно нельзя отрицать, что меня сильно беспокоит вопрос: вернёмся ли мы на родину победителями или побеждёнными. Я могу твердить себе сколько угодно и весьма легко убедить себя самого самыми неопровержимыми доводами, что, в сущности, самое главное — это завершить экспедицию, удачно или неудачно — всё равно, и затем вернуться домой. Не предпринять эту экспедицию я не мог. Я чувствовал, знал, что мой план осуществим, и священной поэтому была обязанность попытаться выполнить его. И если даже он не удастся — что из того, разве это моя вина? Я исполнил свой долг, сделал всё, что было в силах, и могу со спокойной совестью вернуться домой к домашнему очагу. Ну какое значение, в самом деле, имеет то, что случай — или как там его ни назови — пошлёт нам удачу и обессмертит наши имена или нет? Самый план своей ценности не потеряет, независимо от того, улыбнётся или нет нам счастье. А бессмертие? Не говорите о нём; единственное ценное в жизни — счастье, а оно не в этом.

Я могу повторять себе это тысячу раз, искренне стараясь уверить себя, что результат мне безразличен. Но тем не менее настроение меняется, как облака в небе, в зависимости от того, с какой стороны дует ветер, и от того, показывает лот увеличение глубины или её уменьшение, а наблюдения — дрейф к северу или к югу. Когда я думаю обо всех, кто вверил нам свои надежды, вспоминаю о Норвегии, о многочисленных друзьях, отдававших нам своё время, пожертвовавших на наше снаряжение свои деньги, во мне пробуждается неукротимое желание избавить их от разочарования. Вот почему я мрачнею, когда дело идёт не так, как бы хотелось. И она, принёсшая самую большую жертву, разве она не заслужила, чтобы жертва её не оказалась напрасной? Нет, счастье должно быть с нами, и оно будет».

В первую декаду декабря «Фрам» хоть и медленно, но стал дрейфовать в сторону севера, а потом началась волна сжатий корабля. Всё это было неприятно. Но не меньшее опасение вызывала у Фритьофа и обстановка на борту корабля. Он хорошо понимал, что поддержать хорошее настроение у такого большого мужского коллектива в замкнутом пространстве довольно трудно. Много позже в книге «Север в тумане», в которой обобщается материал многих имевших ранее место арктических экспедиций, Нансен расскажет, с какими проблемами сталкиваются их участники:

«Долгая однообразная зима без навигации и напряжённого труда — это самое страшное во время полярной экспедиции для экспедиции, не занимающейся научными изысканиями и не интересующейся литературой. Они не знают, чем занять свои мысли; вынужденные находиться всё время вместе в тесных помещениях, они устают друг от друга; всё время одна и та же компания, сплошное однообразие».

Чтобы написать это, необходимо мужество. Поэтому нет сомнений (и тому есть множество документальных подтверждений), что на борту «Фрама» часто вспыхивали ссоры и перманентно присутствовало недовольство друг другом. Довольно тяжёлым был характер и у самого Фритьофа: настроение его часто менялось. Он сам знал об этом и ещё до свадьбы предупреждал Еву о своём «капризном и несговорчивом характере». Недаром Свердруп буквально брызжет ядом в дневнике, когда описывает «исход» Нансена к Северному полюсу, потому что весь экипаж якобы устал от своего «вожака», его мрачности и угрюмости, а также бесконечного эгоцентризма.

Пока же встретили новый 1894 год, попытались издавать стенгазету, но успехом затея не увенчалась.

Нансен записал в дневнике:

«Особенно хорошо то, что мы живём все вместе в одном помещении и что всё у нас общее».

Вряд ли эта пафосная фраза соответствовала действительности. Да, Рождество и Новый год встретили хорошо: был прекрасный обед, подарки от родных, захваченные ещё из Норвегии и спрятанные до сочельника (их приготовили мать и невеста Скотт-Хансена), на небе переливалось разноцветными лентами северное сияние и ярко мерцали звёзды…

Но настроение на борту было не «ахти», потому что «Фрам» медленно двигался по Северному Ледовитому океану. Он то продвигался вперёд, то течением его резко относило назад. Нансен уже всерьёз задумывается о том, чтобы идти к полюсу на лыжах. Он много времени проводит в своей каюте, курит там и «хандрит», но его спутникам это кажется заносчивостью и неуважением — об этом они пишут в своих дневниках. Он же рассматривает взятые с собой фотографии малышки Лив и смотрит на портрет Евы, нарисованный Вереншёльдом.

Когда же Нансен объявляет о своём твёрдом решении идти к Северному полюсу, в негодование приходит Свердруп — ведь именно его хотел взять себе в спутники Фритьоф, когда обсуждал с ним, единственным, этот план год тому назад. Теперь же начальник перерешил (по объективным причинам — просто больше не на кого оставить «Фрам») — вместе с ним к полюсу пойдёт Яльмар Юхансен.

Весну, лето и осень 1894 года Нансен провел в наблюдении за поведением льдов, оценивая все «за» и «против». Когда немного потеплело и наступило полярное лето, появились большие разводья и условия дрейфа значительно ухудшились. На поверхности льда разлились настоящие озёра, но на нижние стороны льдин всё время намерзали новые слои.

Однажды члены команды поспорили, какова толщина льда под «Фрамом». После нескольких часов работы (лёд бурили и вырезали) оказалось, что под кораблём 6 метров льда, однако это не монолитный «пласт», а смёрзшиеся между собой льдины, которые как будто пододвинулись друг под друга.

В ходе исследований выяснилось, что летний лёд не достигает большой толщины, он «пластичен», но достаточно прочен, чтобы выдержать вес человека.

Интересные результаты дали и замеры температуры на различных глубинах в океане. За исключением поверхностного слоя воды (до 220 метров глубины), где минусовая температура, на больших глубинах столбик термометра поднимался выше нуля. Это было настоящим открытием!

Нансен исследует поверхность бурого льда и снега. В прошлом году он считал, что такой окраской лёд обязан организмам, которые он обнаружил осенью, но теперь выяснилось, что причиной «цветности» льда была минеральная пыль, в которой содержались диатомовые водоросли.

Жизнь на борту судна и на льду протекала без особых приключений. Если раньше была полярная ночь, то теперь сутки напролёт светило солнце.