Читать книгу "Убийственная осень - Наталия Клевалина"

— Озеро, солнышко, — прошептала Овчарка, — хорошо все-таки быть живой.

Она шла, шла, и тут что-то на солнце сверкнуло в куче палок, принесенных водой. Наверное, это было бутылочное стекло, но Овчарка все-таки подошла поглядеть. Это оказался серебряный карандаш. Тот самый, Шурин.

«Как он мог тут оказаться? — думала Овчарка. — А что, проще простого. Озеро с морем ведь соединяется».

Овчарка стала безо всякой брезгливости копаться в куче палок, тряпок каких-то, водорослей, кусках рыбьей кожи. И она нашла комок серой бумаги. Бумага насквозь промокла, разорвалась во многих местах. Овчарка на большом булыжнике, как могла, осторожно ее расправила. Солнце припекало. Бумага быстро высыхала, и Овчарка увидела, что это страница из органайзера. Овчарка так разволновалась, что у нее сердце застучало гулко в ушах. Она перевернула бумажку другой стороной, и скоро она совсем высохла. Бумага в Шурином органайзере была плотной, как картон, иначе точно от нее бы море ничего не оставило. Хорошо, что Шура писала карандашом, шариковую ручку или чернильную размыло бы напрочь. Шура только наполовину исписала лист.

Овчарка прочитала: «Двадцать пятое августа». Наверное, описание каждого дня Шура начинала с нового листа, даже если прежний не был целиком исписан.

«Сегодня ночью стояли двадцать минут в Бологом. Никто из поезда не вышел — все спали. Я одна стояла на перроне, когда следом за мной вышла подруга номер один. Она думала, что я удивлюсь, когда ее увижу, но я не удивилась. Все было на своих местах — и актеры и декорации. Мы ни о чем не говорили — не о чем больше нам было говорить. Я стояла, вдыхала запах ее ментоловых сигарет. Хотелось пойти в купе, взять вещи, переночевать в здании вокзала и утром вернуться домой. Ну нет уж, не такая же я трусиха. Нас позвала проводница, и мы вернулись в вагон».

Овчарка порылась еще в мусоре, но больше ничего не нашла. Она помыла в озере руки и отправилась домой, держа листок в руке. Он совсем высох и стал теперь твердым, как пергамент. Она вдруг вспомнила, что Васса курит ментоловые сигареты.

И что, когда они остановились в Бологом, Вассы в купе не было. Может, поэтому Овчарке казалось таким важным вспомнить, как выглядел вокзал в этом самом Бологом.

«Чушь, — подумала Овчарка, — Васса могла выйти в туалет. А в поезде еще триста женщин, которые курят ментоловые сигареты. Кто-то, видно, хочет меня сбить. Может, и бумажка эта кем-нибудь подделана. Однако как этот кто-то мог знать, что я пойду в катакомбы и выйду из них именно здесь?»

У ворот монастыря ей встретились кладоискатели. Оба парня налетели на Овчарку:

— Ты где была?!

— А вас где черти носят? Вы что, затаились и молчали, как два идиота, а потом смылись?

— Мы затаились!? Да мы, как два лоха, облазили там все, а ты свалила! Сами к черту заблудились, еле выход нашли! Так дела не делают, поняла? Спасателя даже позвали, вон он тащится с веревкой. Уже всех, кто в эмчеэсе, поднимать хотели! — И парни матерились.

«Только не это», — подумала Овчарка и обернулась. Разумеется, и тут ей не повезло — это был ее старый знакомый эмчеэсовец. Он подошел, послушал, как все трое пререкаются, поглядел на Овчарку с выражением полного пофигизма, махнул рукой и пошел прочь.

«Наверное, никак забыть не может, как я пыталась украсть его трусы, все в шоке пребывает», — подумала Овчарка.

— Так где ты вылезла? — не отставали парни.

— У озера. На той стороне, под холмом.

— Не парь нам мозги. Туда семь километров идти. Как ты могла за сорок минут добраться?

— Не знаю. Добралась, и все.

Парни напоследок еще раз обругали Овчарку и пошли поглядеть, правда ли у озера есть ход под холмом или это Овчарка все сочинила.

А Овчарка, придя домой, увидела, что Васса помогает старушке копать грядку под лук. Васса яростно воткнула лопату в землю и устроила Овчарке выволочку:

— Ты сказала, что прямо домой идешь, а сама пропала! Зачем-то мобилу отключила! Ты, может, забыла, что тебя убить хотели?

— Васса, хватит. Сперва на меня орали кладоискатели, а теперь еще и ты!

— Какие кладоискатели?

— С которыми я в катакомбы лазила.

— В какие катакомбы?

— Под монастырем. Только не говори «Под каким монастырем?» — он тут один.

И Овчарка стала рассказывать. Потом она пошла в комнату и улеглась на кровать — ноги очень гудели. Васса не отставала.

— Овчарка, с тобой сдохнуть можно. Я тебе что сказала — одной не ходить. А ты в катакомбы полезла. Небось шла и кричала: «Ау, убийца, ты где? А вот и я! Я уже здесь». Ты чем думаешь — головой или задницей? Ты еще себе на лбу напиши: «Я дура, мне жить надоело. Убейте меня, пожалуйста, кто-нибудь». — Васса здорово рассердилась.

— Столько слов на лбу не уместится, — заметила Овчарка.

— Иди ты знаешь куда!

Овчарка почему-то ничего не сказала Вассе про лист из органайзера, и теперь ее мучила совесть, как будто она наврала подруге или ее предала. Она только показала ей серебряный карандаш. Васса повертела карандаш:

— А больше там ничего не валялось?

— Нет, я все там переворошила, — сказала Овчарка, и ей захотелось сдохнуть. Она и не знала раньше, что так скверно делается на душе, когда врешь кому-нибудь, кто тебе дорог. — Васса, знаешь что, поехали домой, а?

— Так ведь мы и двух недель не пробыли. А хотели на три. Что это на тебя накатило?

— Надоело мне, — буркнула Овчарка, — просто достал этот остров дурацкий.

— Тебе ж тут нравилось. Ты чего такая злая?

Овчарка отвернулась к стене. Не могла же она сказать Вассе, что злится сама на себя, потому что наврала Вассе.

— Хочу и злюсь! Захочу и уеду! Ближайшим катером. Вот сейчас пойду в турбюро и спрошу, когда он пойдет. А ты можешь тут оставаться хоть на вечное жительство.

Васса пожала плечами. Овчарка, как всегда, уперлась.

— Ну ладно. Поехали, раз ты так хочешь. Но мы ведь еще не видели дамбу и Крестовое озеро.

— Да пошли они!

— Овчарка, ты меня подожди. Я сейчас грядку докопаю и вместе в турбюро сходим, ладно?

— Не говори со мной как с ребенком! — рявкнула Овчарка.

— Так ты себя ведешь в точности как ребенок. Будь умницей, подожди меня.

И Васса ушла.

Овчарка села на кровати. Вассы все не было, и от нечего делать Овчарка достала с полки книжку и стала ее листать. Книга называлась «Женская обитель Бабьего острова со дня основания». Так вышло, что книга открылась на странице, верхний уголок которой был загнут. Овчарка прочитала: «Житие преподобномученицы Феодоры».

«Год рождения святой никому не известен. Также и место рождения ее. Имя ее в миру было — Феодора Нефедова. В 1882 году она пришла в женскую обитель и работала трудницею. Пришла от веселой жизни и, говорят, была больна нехорошей болезнью, которая после первой исповеди прошла без следа. Как-то увидела ее преподобная Ефросинья, когда та носила дрова, и сказала бывшим при том сестрам: «Женщина эта будет великой святой» и взяла трудницу под свою опеку.