Читать книгу "Собачья сага - Гера Фотич"

— Посмотрите, какие у него зубы! Они торчат в разные стороны. У моего тоже раньше было такое, пришлось выбить, то есть вырвать!

Зубы у Клепы были мелкие и острые, но действительно росли вразнобой, бывало даже по два параллельно.

На следующий день Павел уже с утра был у знакомого ветеринара, который объяснил, что это для французских бульдогов обычное дело. Чем успокоил и обрадовал. Выбивать лишние не пришлось. Заглядывая в черную пасть своей собаки, Павел находил ее схожей с пираньей, хотя видел последнюю только на картинках. Но ему казалось, что именно так она должна выглядеть.

Несмотря на свой злобный вид и нелюбовь к собакам, Клепа очень любил ласку. Будучи маленьким, ложился на бок и с удовольствием подставлял свой розовый животик для почесушек.

— Животик, розовый животик — говорил Павел, поглаживая нежное брюшко собаки.

Пес умиленно закрывал глаза, иногда подрагивая одной из задних лап, словно почесываясь. Он так привык к слову «животик», что при его упоминании просто валился на левый бок и поднимал заднюю лапу, чтобы она не мешала прикасаться к телу.

Каждый день утром и вечером Павел гулял с Клепой между домов. Иногда они доходили до парка Терешковой, где собирались собачники и спускали своих воспитанников с поводков, наслаждаясь общением. В то время как разномастные собаки нарезали круги или выясняли отношения, владельцы кучковались по интересам, делясь опытом с новичками.

Павел с поводка Клепу не спускал. Его четвероногий друг относился к своим собратьям так, словно это были мячики. Каждого пытался попробовать на зуб.

Однажды он все же сорвался — подвел заклинивший карабин. Из всех четвероногих, добродушно играющих поблизости, Клепа выбрал самого заметного — белого в пятнах сенбернара Рокки. Ничего больше не придумал, как с рыком подскочить и вцепиться тому снизу в шею. Рокки взвыл и понесся между деревьев. Клепа выглядел издалека черным пятнышком, болтающимся между огромных передних лап великана, но добычу свою не бросал.

Выбившись из сил, сенбернар остановился и стал что есть мочи мотать головой. Из его пасти, как из забившегося брандспойта, пульсируя, выплескивалась пена взбитых тряской слюней. Они наматывались ему на голову и шею. Прицепившееся к Рокки тело Клепы стало сначала серым, а потом едва проглядывало сквозь белизну образовавшегося куделя своими черными лопухами ушей. В этот момент обезумевший Рокки попал в объятия хозяина, и Павел смог оторвать свою пиранью.

Клепа выглядел так, словно он тонул в паутине гигантского паука, замотавшего свою жертву в кокон для последующего употребления в пищу. Эта липкая слизь так запечатала голову пса, что было удивительно, как он еще дышит, и только налившиеся кровью глаза, глядя в лицо хозяину, светились радостью победы.

Этот бой настолько ошеломил владельцев других собак, что при дальнейших появлениях Клепы парк пустел, давая возможность Павлу спустить собаку с поводка и побегать с ним от всей души.

Дома для тренировки своего воспитанника в проеме двери на веревке Павел подвесил надутый шарик. Немного выше головы собаки. И по команде Клепа с разбегу прыгал и ударялся в него носом. Шарик улетал к потолку. Это занятие так понравилось псу, что он уже не ждал команды, а развлекался самостоятельно.

Постоянные физические нагрузки и прогулки сделали свое дело. Мышцы Клепы стали приобретать рельеф. Он превратился в четвероногого Щварцнегера. Чувства страха и неуверенности ему были чужды. Видимо, это понимали псы, живущие поблизости и, завидев его, тянули своих хозяев в обход.

Водных преград для Клепы не существовало. Во время купаний он шел за Павлом, пока не кончалась суша, а, когда вода поднималась до морды, продолжал перебирать лапами, оставаясь на поверхности. Плыл он медленно, и не так, как другие собаки, распластавшись по поверхности, а вертикально — солдатиком. Почему — никто не знал, и все принимали это как должное. Ветеринары говорили, что данная порода вообще не плавает.

Врожденное бесстрашие и слепая вера в хозяина иногда чуть не стоили ему жизни, когда он незаметно для всех начинал плыть за Павлом и обнаруживался только когда посреди озера начинал пускать пузыри и погружаться на дно. Тем сладостней были объятья хозяина, спасающие его из водной пучины, что, видимо, закрепляло в нем веру в их безграничную любовь и дружбу.

Вскоре Павел вышел на службу и прогулки с собакой стали короче. Он получил страховку за травму при исполнении служебного долга и по совету Антонины Ивановны купил стиральную машину и холодильник.

Наступила зима. Клепа обленился и совсем перестал гулять. Мороз явно ему не нравился. Выбежав на улицу и сделав свои дела, сразу тянул хозяина назад в дом. Если Павел пытался его куда-то вести, то просто садился пеньком на землю и не шевелился. Не помогали ни угрозы, ни ласки. Попытавшись один раз сильнее потянуть за поводок, Павел увидел, как Клепа вертикально, сидя на заднице, скользит по утрамбованному снегу, и бросил свои попытки расшевелить пса. Примирился с его упорством.

Однажды, когда Клепа ел, Павел решил поменять воду, стоящую в миске рядом с кормом. Клепа оскалился. Это случилось впервые, и Павел вспомнил, что в одной из книг прочитал о том, что между собакой и хозяином, как в стае, однажды должен состояться поединок за лидерство. Кто в доме хозяин? Соседка была на прогулке.

«Вот этот момент и наступил», — подумал Павел.

В руках у него была пустая пластиковая каретка для яиц, с которой он собирался идти в магазин. Ну, раз уж такое дело, необходимо было отстоять свою честь.

Недолго думая, он хватил этой кареткой Клепу по морде. Тот оскалился и зарычал. Стал принимать угрожающие позы, припадая на передние лапы, прижимаясь грудью к полу, словно готовясь к прыжку. Слегка отодвинувшись, Павел снова достал его кареткой. Клепа снова оскалился. Стал озлобленно лаять и рычать. Павел треснул его еще раз, затем еще. Неугомонность собаки возмутила его до глубины души. Неужели этот накаченный толстяк хочет быть лидером в их маленьком коллективе? Возмущение придало Павлу злости и повлияло на силу удара. Он стал не больно молотить собаку по морде кареткой слева направо и справа налево, не давая тому приблизиться. Клепа был разъярен. Его глаза налились кровью, внутри них, словно дула, чернели зрачки, стреляющие в Павла полными дикой ненависти зарядами. Пес продолжал угрожающе рваться вперед, но останавливался и снова припадал на лапы. Он уже не лаял и не рычал, а ревел как медведь, раскидывая мотающейся головой пену. Павел вошел в раж. Он чувствовал, что должен одержать победу, но рука с кареткой устала бить в полсилы, и надо было решить, что делать дальше. На кон была поставлена роль вожака. Проиграть — это стать зависимым от своей собаки. Неожиданно на полу и плинтусе появились темные брызги, которые, поднимаясь выше по обоям, становились алыми. Павел понял, что это кровь.

«Что мы делаем? — с горечью подумал он. — Какой вожак может быть, если мы просто любим. Если скучаем и думаем друг о друге! Но что же делать, как прекратить эту кровавую бойню?»

Он представил, как чувствует себя избиваемый пес, получая кровавые раны от любимого хозяина. Глаза Павла заслезились, и вместе с этим откуда-то изнутри вырвалось заветное слово: