Читать книгу "Заново рожденные. Удивительная связь между страданиями и успехом - Ли Кравец"

«Мог ли я простить этого человека? Мог ли я продолжать жить, не обличив и не наказав его как-нибудь? Я не знал».

* * *

Несмотря на решительность, с которой архиепископ Туту заявляет, что прощение не только не должно, но и не может быть результатом принуждения, он тут же уточняет: «Нам остается только надеяться, что пострадавший осознает, насколько пагубно непрощение для человеческого существа, и рассчитывать на то, что он поймет, какой большой вред — вплоть до развития язвы — он наносит своему здоровью, копя злобу и обиду».

Научные исследования подтверждают справедливость вывода, сделанного Туту на основе собственного непростого жизненного опыта. «Прощение, — утверждает архиепископ, — есть благо для нашего здоровья».

Одним из любопытных результатов научного изучения этой проблемы является вывод о наличии прямой связи между прощением и более низким уровнем депрессии. Психолог Лорен Туссен из Лютер-колледжа в Айове вместе со своими коллегами Дэвидом Уильямсом, Марком Мусиком и Сьюзен Эверсон-Роуз провели и проанализировали более 1400 телефонных интервью с людьми из разных уголков США. Эти интервью позволили ученым рассмотреть ряд важных аспектов человеческой психологии. Сначала участники должны были ответить на несколько предварительных вопросов. Затем в зависимости от полученных ответов интервьюеры обращались к ним с более серьезными вопросами, предполагающими развернутые пояснения. Например, они спрашивали участников, не замечали ли они в последнее время, что им стали неинтересны вещи, которые прежде доставляли удовольствие (работа, хобби и т. д.). В случае положительного ответа участнику задавались дополнительные вопросы для выявления симптомов выраженного депрессивного расстройства. Помимо вопросов, связанных с диагностированием психических расстройств, интервьюеры расспрашивали людей об их отношении к прощению, чтобы понять, склонны ли они прощать самих себя и других. Полученные результаты, которые были опубликованы в журнале Personality and Mental Health, показывают, что по ответам людей на вопросы о прощении можно с достаточно большой долей вероятности судить о наличии у них депрессии. Так, склонность прощать самих себя за зло, причиненное другим, означала более низкую вероятность депрессии. И в этом нет ничего удивительного: чувство вины и стыда могут действовать угнетающе. Куда большее удивление вызывает другой вывод: люди, которые были склонны прощать неблаговидные поступки других, также реже страдали от депрессии. Объяснить этот феномен чувством вины и стыда уже невозможно — ведь те, кто прощает, сами являются пострадавшей стороной. Поэтому возникает вопрос: как такое возможно?

«Без прощения нет надежды» — это высказывание архиепископа Туту получило широкую известность. Он имел в виду ситуацию, которая сложилась в Южной Африке сразу после ликвидации режима апартеида. Единственным, что тогда могло удержать нацию от губительной междоусобицы, было противодействие любым попыткам отомстить белой верхушке за имевшие место в прошлом нарушения прав чернокожего большинства. Но есть в этой фразе и кое-что имеющее отношение к отдельно взятой личности: прощая других, мы обретаем надежду. Ученые только приступают к изучению этой темы, но уже сейчас понятно, что прощение, возможно, играет более важную роль в обретении человеком надежды, чем считалось прежде. Туссен и его коллеги предположили, что надежда является связующим звеном между прощением и душевным покоем, что согласуется с рассмотренными ранее данными. Они обнаружили, что нежелание прощать ведет к чувству безысходности, которое, в свою очередь, увеличивает риск возникновения депрессии.

Исследование Туссена не единственное, в котором устанавливается связь между прощением и надеждой. Например, один из виднейших специалистов по феномену надежды психолог Чарльз Снайдер из Канзасского университета помог сформулировать получившую широкую известность теорию прощения. Вместе с психологом Лорой Йамхуре Томпсон и коллективом исследователей он разработал психологический тест для оценки склонности прощать, получивший название «Шкала внутренней способности прощать» (Heartland Forgiveness Scale). В публикации, появившейся в 2005 году в Journal of Personality, они сообщают о наличии устойчивых корреляций между этим тестом, надеждой и депрессией. По мнению Снайдера, который ушел из жизни всего лишь через несколько месяцев после публикации этой статьи, связь между прощением и надеждой достаточно простая. «Прощение — отказ от мысли о том, что прошлое могло быть другим», — любил он говорить. Прощение означает избавление от психологических уз, которые привязывают вас к прошлому, результатом чего становится отказ от попыток изменить то, что уже произошло. Как уже говорилось во второй главе, иногда отказ от недостижимых целей может дать человеку свободу, необходимую для обретения подлинной надежды — обоснованной надежды — на то, что будущее можно изменить. Но как все это выглядит в реальной жизни, в жизни человека, на долю которого выпали серьезные испытания, то есть такого, как Клемантин?

* * *

Жизнь беженца стала тяжким испытанием для Клемантин и ее сестры. Шесть лет они скитались. Сначала они перебрались в Демократическую Республику Конго. Потом, когда там разгорелась война, бежали в Танзанию, а оттуда — в лагеря в Малави, Мозамбике, Южной Африке и, наконец, в Замбии. Куда бы они ни отправились, они везде встречали одно и то же — нищету, беззаконие, воровство, насилие и смерть. Наступит день, убеждала себя Клемантин, когда люди, на которых лежит вина за все это, будут призваны к ответу и такое больше никогда не повторится; наступит день, когда она отправится на поиски родных. Но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось шансов, что эта мечта когда-нибудь станет реальностью.

Когда Клемантин делится воспоминаниями, она обильно приправляет свою речь метафорами и яркими образами. Например, Руанда в период резни — «шум и хаос». Лагеря — «места, где душа и тело лишаются свободы, где мозги выворачиваются наизнанку и превращаются в желудок. В голове только голод и тревога». Отчасти в этом секрет ее обаяния. Она живописует ужас. Но если вы проведете с ней чуть больше времени, перед вами предстанет другая картина — картина, в которой эти образы и представления, подобно любым другим механизмам защиты, помогают ей выживать и двигаться вперед.

Когда Клемантин была ребенком, няня рассказывала ей историю о маленькой девочке, которая потерялась. Но эта девочка была не такой, как все. Ее родителями были бог грома и земная женщина. Когда девочка улыбалась, с ее губ сыпались стеклянные бусины. Она потерялась, но продолжала улыбаться, несмотря на весь свой страх, зная, что мама сможет найти ее по сверкающим бусинкам. «Я представляла себя на месте потерявшейся девочки», — объясняет Клемантин. В лагерях беженцев она оставляла на стенах надписи со своим именем в надежде, что родители смогут найти ее по этим следам. Переезжая из страны в страну, она бродила по улицам, глядя на лица людей. «Может быть, я увижу кого-то похожего на меня и сразу пойму, что это мои родители».

В 2000 году Клемантин и ее сестра обратились в Международную организацию по миграции для получения статуса беженцев в США. Уже летом они садились на заполненный опрятными, хорошо одетыми пассажирами самолет, который должен был доставить их из Замбии в Цюрих. Из Цюриха они добрались до Вашингтона, где ими овладело чувство полной растерянности. Последним отрезком пути стал перелет в Чикаго. «Я испытывала смешанные чувства, — говорит она. — Я была рада, что выбралась из ужаса, но боялась, что никогда больше не увижу маму с папой. На пути из лагеря в лагерь я считала, сколько гор мы прошли, чтобы потом найти дорогу домой. В самолете я не могла оставить никаких знаков, чтобы дать родителям знать, куда я направляюсь. Они потерялись. Я потерялась».