Читать книгу "Необычная судьба - Светлана Джаарбекова"

– Клавочка, я никогда, никогда не оправлюсь от этого удара. Они ее, наверное, били, а она бросала им в лицо обидные фразы. Они били еще злее. А кто-то уже прикидывал, что ее пальто подойдет жене или любовнице. Мразь! Если я надеялась, что может быть она отделалась ссылкой, то теперь мне все ясно – ее нет в живых… Я никогда не оправлюсь от этого удара. Никогда.

– Все со временем тускнеет. И боль твоя тоже потеряет остроту. у тебя есть дети, муж. Ты должна жить для них.

– Может быть боль и потускнеет, но ее глаза будут всегда смотреть на меня и говорить: «что же ты, сестричка, допустила такое?». Саша, – обратилась она к мужу так, как редко его называла, – я не буду учить своих детей ни французскому, ни персидскому. Пусть знают один родной язык – русский. И пусть живут в своей стране, ее судьбою. Если моя жизнь только из-за того, что родители оказались за границей, превратилась в настоящий кошмар…. Я немного завидую тебе, Клава, что ты уже работаешь. Исполнится моему Косте полтора года, и я пойду работать. Все равно кем, пусть бумажки буду перебирать, но я буду среди людей и мне станет легче жить…

Прошло три дня после жуткой субботы. Ашот подъезжал к складу на вокзале, надо было загрузить машину. Он увидел человек десять, которые что-то рассматривали на дороге.

– Что там случилось? – спросил он из окошка прохожего.

– Женщину сбили.

Ашот боялся таких происшествий – мало ли что! Он остановил машину и подошел к толпе. На дороге лежала женщина, лицо у нее было в крови, а на каменистой дороге разметались длинные, волнистые, каштановые волосы. Рядом валялся небольшой чемоданчик.

– Видно, смешила на вокзал и уже перешла почти дорогу, но тут выскочила машина, как-то странно вильнула и сбила ее. Кажется насмерть, – рассказывал очевидец.

– Похожа по описанию на Полину. Видно, сгущались над ней тучи. Хотела уехать, но не успела, – подумал Ашот и вздохнул. – Так две красивые женщины Элла и Полина оказались связаны трагической судьбой.

Вечером при встрече с Любой Ашот рассказал о трагически погибшей женщине.

– Да, по описанию это она. Ну, что ж, я удовлетворена, хоть так судьба отомстила ей за мою сестру, – злорадно сказала Люба.

Элла была первая жертва «ежовщины» из людей, которых они близко знали и, к счастью, единственная.

В конце 1938 года вышла большая статья Сталина о перегибах в работе НКВД, о репрессиях, порой неоправданных. К этому времени старая партийная гвардия была частично уничтожена, частично отбывала ссылки. То, что надо было Сталину, он сделала, а то, что в водовороте погибли и другие, затянутые туда люди, – это было не так уж и важно. Запустив машину репрессий, Сталин теперь сваливал все на плохую работу НКВД, как в период коллективизации просчеты своей политики объяснял перегибами на местах. Ежов и его аппарат были ликвидированы, их постигла та же участь, как и их предшественников – Ягоду и его аппарат. И все-таки статья Сталина вселяла в людей надежду, что тот кошмар, который творился в стране, прекратится. Вздохнули и Клавдия с Ашотом. Кажется, они пережили страх постоянного ожидания.

Клавдия и раньше, а сейчас особенно, часто думала о Нине. Она уже знала, что аппарат Ягоды был репрессирован. Олег, возглавлявший один из отделов, только чудом мог остаться в живых. Из такой организации как НКВД по собственному желанию не уходили… А Нина с двумя детьми… Дай бог, чтобы жребий удачи, который порой выпадает одному из тысячи, достался ему!

Люба дождалась, когда Косте исполнилось полтора года. Договорилась с хорошей бездетной женщиной – соседкой за оплату присматривать за детьми, и пошла работать в горпромторг, в отдел инспектирования. Она много ходила, встречалась с людьми и ее вполне устраивала эта работа.

1940 год оказался благополучным как для страны, так и для обеих семей. В 1940 году Клавдия родила дочь и назвала ее Светланой. Это было тогда популярное имя, в честь дочери Сталина. А через три месяца Люба родила тоже дочь, которую назвали Гретой, в честь любимой актрисы Греты Гарбо. Тогда стали появляться такие имена, как Альфред, Вика, Вита, Жанна и прочие. Иван да Мария казались устаревшими…

Душанбе строился, появились первые трехэтажные дома, которые впоследствии назовут сталинским стилем – это гостиница, прекрасный театр Оперы и балета, жилой дом на улице Ленина. Продолжалось строительство и длинных двухэтажных, часто с колоннами, домов. Электричество пришло почти во весь город, и хотя его подавали на несколько часов, но по вечерам электрическая лампа стала заменять керосиновую…

А Европа уже полыхала. Фашизм расправил крылья. Война стояла у ворот страны, но, как часто бывает, ее начало стало неожиданностью.

Коломна, 2010

Часть IV. «Тыл»

В воскресный день 22 июня 1941 года друзья были в парке, они намеревались провести здесь целый день. На небольшой летней сцене должен был состояться концерт популярной симфонической музыки, шашлыки их ждали в нескольких точках парка, конечно они предполагали выпить разливного пивка, а пока сидели у детской площадки и наблюдали, как играют их дети. Здесь из громкоговорителя выразительный голос диктора Левитана объявил о важном информационном сообщении и в последовавшей затем речи Молотова было объявлено о начале войны с Германией, это был полдень в Москве, три часа дня в Душанбе (Сталинбаде). Они помолчали, новость была неожиданная и страшная.

Клавдия заговорила первая:

– Вот и пришло то, что страшнее всего… Мы – глубокий тыл, а там на западных границах уже несколько часов идут бои, гибнут люди, дети. Страшно… Если война быстро не закончится, то наши мужья, Люба, могут уйти на фронт, а на нас ляжет забота о детях, работа…

Они слова помолчали, каждый думал о резком повороте судьбы, возможной скорой разлуке…

В парк шли и шли люди, с тревожными лицами они садились на скамейки, группами стояли около громкоговорителя в ожидании новых сообщений. Информация, поступавшая каждый час, была тревожной: Красная Армия отступала, немцы занимали все новые и новые населенные пункты…

Александр в сердцах сказал:

– Уничтожили в период репрессий лучших военачальников, умеющих неординарно мыслить и принимать решения согласно обстоятельствам, посадили бездарных, послушных пешек – вот и результат – армия катится в спешке назад».

Ашот задумчиво сказал: «Почему к народу обратился Молотов, а не Сталин? Я думаю, что самолюбивому сыну Кавказа Сталину, сумевшему создать могучую страну, которую боятся, но с которой считаются на международной арене, тяжелее всего сознавать, что его войска отступают, этого он видно не ожидал».

И Клавдия, и Люба понимали, что с таким положением на фронте их мужья могут быть призваны в армию в любой момент. Спустя неделю появился приказ о мобилизации мужчин, рожденных в 1906–1919 годах. Ашот и Александр попадали под это положение.

С этого дня, уезжая на работу, Ашот с Клавдией заглядывали в ящик для писем, нет ли повестки.