Читать книгу "Моя жизнь как фальшивка - Питер Кэри"

Намажет весь свой дурацкий нос цинковым кремом, мем, точно чертов обгорелый страус. О Малайе он понятия не имел, но страшно боялся амока. И в этот раз все болтал, пока автобус не затормозил посреди дороги. Тут он перепугался: террористы!

– Ничего особенного, – успокаивал я. – У кого-то машина сломалась.

Но Грэйнджер уже вышел в проход и уткнулся ярко-белым носом в плечо водителю.

Поперек дороги стоял большой серебристый автомобиль, а вокруг – толпа малайцев в разноцветных одеждах.

– Ничего, дружище? Ничего? Это же оранг-кайя-кайя

– Оранг-кайя-кайя, – поспешил объяснить мне Чабб, – хоть и не царской крови, но почти так же важен. Этот титул означает богатство. Грэйнджер принялся орать на водителя. Шофера звали Ки Гуат Инг, но Грейнджер называл его А Ки, будто пса:

– А Ки, открыть дверь!

И выпрыгнул из автобуса на дорогу, точно стервятник, обнаруживший аппетитную дохлятину.

Толпа раздвинулась, словно лепестки гигантского мака, и в самом центре Чабб увидел высокого светлокожего человека с седыми волосами и белыми усами, которые отнюдь не скрывали его надменность. Клетчатая куртка переливалась множеством варварских цветов, свободные белые штаны из шелка были многократно обмотаны у талии алым кушаком. С этим нарядом изумительно сочетались небесно-голубые матерчатые туфли.

Перед этой блистательной фигурой Грэйнджер – сам цвета овчины – разве что на колени не пал. Кайя-кайя удостоил его нескольких слов, а потом отвернулся к своей свите. Директор постоял в недоумении: упорствовать или удалиться? Наконец, поклонившись спине кайя-кайя, он вернулся в автобус. Чабб со вздохом отложил книгу.

– Я предложил подвезти его, – сказал директор, – и знаете, что он мне ответил? «У меня есть свой механист». Ха-ха! Неплохо, а? «Механист». Вы подумайте, сколько у него денег. Разъезжает с собственным «механистом». Вон он, полюбуйтесь.

Автобус медленно пробивался сквозь толпу, и когда он объезжал машину, из-под «остина-ширлайна» неторопливо вылезла крупная, сутулая фигура, и белое лицо, моргая, повернулось к Чаббу.

– Господи! – вскрикнул Грэйнджер. – Проклятый англичанин!

Это был Боб Маккоркл. При виде него Чабб позабыл и о крикетной команде, и о Дэвиде Грэйнджере. Он вскочил с места и кинулся к водителю.

– Останови автобус! – потребовал он.

– Ты сидеть, – ответил Ки Гуат Инг. – Мы уже поздно.

– Гостан, пожалуйста. – То есть: сдай назад.

Грейнджер сжал его плечо.

– Полно, старина, что за паника? Садитесь!

Чабб не любил насилия, но автобус набирал скорость, и никто не собирался гостан по его просьбе. Он оттолкнул директора в тот момент, когда Ки Гуат Инг поддал газу, и Грэйнджер, повинуясь физическому закону из программы первого класса (М = m*x*v) попятился через весь проход, высоко задрав руки с гримасой тревоги на веснушчатом лице.

– Простите! – воскликнул Чабб.

Ему показалось, директор так и пойдет вприпляску до заднего сиденья, но тот вдруг тяжело приземлился на копчик.

– Останови автобус! – заорал Чабб.

– Держите его, мальчики! – завопил директор. – Держите мерзавца!

Оба приказа были исполнены. Автобус замер, а четырнадцать волооких принцев, пропахших мылом и чесноком, набросились на своего учителя математики. Они били его по голове, царапали ему лицо и руки, толкались костлявыми коленками и локтями. Чабб не мог в ответ ударить мальчишку, а потому его схватили и подтащили к директору.

– Вставайте!

Чабб помнил одно: ему нужно выбраться из автобуса.

– На место! – скомандовал Дэвид Грэйнджер.

– Мне нужно выйти.

– Сядьте, сэр!

И тут – великолепная уловка, которой он гордился многие годы спустя – Чабб согнулся и начал рыгать.

– Откройте дверь! – возопил директор.

Одним прыжком Чабб выскочил из автобуса и кинулся бежать по пыльной Ипо-роуд. И наплевать ему было на исписанную стихами тетрадь, три рубашки, две пары брюк и томик Малларме, остававшиеся в коттедже Мулахи.

Они успели отъехать всего на милю, от силы две от «остина-ширлайна», однако дорога, размытая дождями, вела в гору, и Чабб вскоре перешел с галопа на хромую рысь, а когда добрался туда, где еще недавно лежал под машиной Маккоркл, нашел там лишь черное масляное пятно в грязи. Другой бы человек пожалел о своей опрометчивости, но Чабб прикинул: вся толпа в «остин» поместиться не могла, а поскольку на дороге никого не видать, значит, где-то неподалеку деревня. Рядом протекала большая река, и он предположил, что резиденция кайя-кайя стоит на берегу. Разумеется, не было гарантий, что там он застанет и Боба Маккоркла, однако вряд ли «механиста», измазанного в машинном масле, усадили в роскошный автомобиль.

Он нашел тропу, поначалу довольно ровную, но вскоре в ней появились глубокие рытвины, залитые водой и грязью, – что неудивительно, поскольку дорогу для собственного удобства протоптали слоны.

С утра Чабб отправился в путь в белой крикетной форме. Шесть часов спустя, к вечеру, он вышел из джунглей, весь в красной глине и зудящих укусах. И все же, сам удивляясь своей радости, оглядывал широкую, спокойную реку, различая издали на берегах, под навесом листвы, дома, сады и рисовые поля. Это было красиво – и алая полоса неба вдали, за последней грядой живописных гор, придавала зрелищу еще большее очарование. В низине виднелись свайные постройки, крытые пальмовыми листьями, а в стороне красовался ярко-желтый дворец с высокими крутыми крышами и перекрестными штрихами балок – эдакий пряничный домик. В тени возле резиденции стоял «остин-ширлайн».

Я закрыла блокнот, и мой странный гость поглядел на меня с недоумением.

– Это еще не конец, – предупредил он. – Еще многое нужно рассказать.

– Мистер Чабб, вы говорили весь день и добрых полночи. Мне нужно передохнуть.

– Разумеется, – кивнул он. – Я вернусь в полдень.

Не дожидаясь его ухода, я скрылась в ванной и попыталась отмыть чернильные пятна со сведенных от напряжения пальцев.

39

И много лет спустя девочка помнила тот день, когда Чабб явился во дворец. Сначала кайя-кайя увидел бер-ханту, столб красного огня в вечернем небе, но тогда он не слег и дождался еще одного дурного знамения: в распахнутую дверь влетела огромная птица. Одно из самых ярких ее воспоминаний: увидев птицу, седовласый кайя-кайя ничком упал на огромную кровать из тика, а его домашние рассеялись, словно перепуганные цыплята.

До того момента он по обыкновению вел себя вполне учтиво. Сидел с ее бапа в машине, бапа показывал ему сломанную деталь и объяснял, как ее починить. Потом девочку с мужчиной пригласили во дворец, но в тот вечер ей перепал всего лишь глоток сладкого красного напитка, и вдруг в воздухе что-то зашуршало и в комнату с жалобным воплем влетело существо с огромной рогатой головой и тяжелыми темными крыльями. Мгновение и оно унеслось в сумерки, скрылось под перистыми листьями пальм. Все опрометью разбежались, бросив кайя-кайя в одиночестве на постели. Он даже голубые туфли не снял.