Читать книгу "Форсирование романа-реки - Дубравка Угрешич"

Взгляд Прши остановился на элегантно одетой молодой женщине, спокойно и самоуверенно сдававшей багаж. На плече у нее он заметил кожаный ремешок изящной сумочки. Прша попытался представить себе, что бы было, если бы он подошел к ней и рванул этот ремешок, грубо, без всякой причины, без какого-либо объяснения… Во что бы превратилась ее красивая самоуверенная маска? Эта мысль его взволновала. Точно так же волновали его резкие перемены в собственной жене, избалованной директорской дочке, всегда уверенной в себе благодаря элегантным тряпкам и отцовским деньгам… Но так продолжалось до тех пор, пока он однажды со всего размаха не вмазал по ее красивой ухоженной физиономии. И ее самоуверенность тут же разлетелась на куски, как штукатурка, рухнувшая с фасада на тротуар. Сейчас ей на некоторое время удалось выйти из-под его власти, но она вернется, она скоро вернется. Он просто позвонит из телефона-автомата и устроит небольшой шантаж. Ему слишком многое известно о грязных экспортно-импортных махинациях ее папаши. Грязные махинации – грязный шантаж, ничего не поделаешь. Чем грязнее, тем действеннее… Он даст ей шанс вернуться. И она приползет на коленях. Перед самой собой она оправдает возвращение тем, что приносит жертву ради отца и детей, но на самом деле ее приведет назад желание получить новую дозу страха и унижения. Все просто, как апельсин. Больше нет причин разыгрывать из себя клоуна, он наконец-то покажет им зубы. И Министру, этому старому козлу, ему он тоже зубы покажет. Плюнет ему в рожу. Если сделать это первым, то вряд ли тебе ответят тем же. ЗОЛОТОЙ ПАЛЕЦ. Золотой палец направлен на него. И если он захочет, то на воображаемой литературной карте Жан-Поля, именно здесь, у нас, на этом месте будет стоять только один Отпечаток. Отпечаток золотого пальца. Пришло время взять дело в свои руки, билет в будущее у него в кармане, его осыпает золотая пыль…

Прша встал и направился к телефону-автомату. Молодая элегантная женщина, та самая, которая несколько минут назад регистрировала билет и сдавала багаж, а сейчас рассеянно посматривала по сторонам в ожидании посадки на рейс 455, невольно задержала взгляд на мрачном, темном лице низкорослого мужчины средних лет. Это лицо волновало, оно излучало какую-то необычную силу, которая привлекла внимание женщины.

Прша сунул монетку в телефон-автомат. Монетка застряла. Он с силой ударил по автомату кулаком, и тут же послышался звон. Из телефона высыпалась целая горсть монет. Губы Прши разъехались в улыбке.

Zlatan prst, golden finger, digitus aureus, золотой палец, doigt d'or, goldener Finger, arany ujj, zlaty prst, zloty palec, dedo de oro, gishti i artё, zlaten prst, daktytlos hryseos, gouden vinger, en gylden finger, dito di oro…

8

Министр лежал на диване, тупо глядя в телевизор. Он себя плохо чувствовал.

– Котик, чеснок положить? – послышался из кухни голос Ванды.

– Положи, – откликнулся Министр. Устал он, вот в чем дело. Пора проситься на пенсию. Прямо завтра. Переехать к Ванде. Ванда – это единственное существо, которому он небезразличен. Если бы он встретил ее раньше, то жил бы гораздо счастливее. Может, она родила бы ему каких-нибудь приличных детей. А его собственная жена – это просто чума. Сначала он, дурак, приписывал ее холодность девичьей стыдливости. Она влекла его к себе, как утомленного человека влечет чистая, прохладная, хорошо выглаженная простыня. На самом же деле жена в душе была полицейским. Ее строгий глаз следил за каждым его движением. При этом на лице ее навсегда застыла гримаса, с которой человек обычно убирает вонючие носки. Сначала жена стремилась его перевоспитать, потом отступилась и дальше двинулась сама: юридический факультет, аспирантура, кандидатская, докторская. Однако от него, вонючего носка, не отказывалась. Она была умнее, чем он, образованнее, но тем не менее присосалась к нему как пиявка. Это было самым странным. В ней было что-то, что он замечал и в Прше, та же самая упорная прилипчивость. Да, этот Прша уже много лет как присосался к нему. Собственно, все дело было в Пршином отце, которого он в сорок восьмом по ошибке послал на Голый остров.[23]Ну так что же?! Такое было время. Кровавое. И он никогда ни о чем не жалел. Тем не менее в семьдесят первом[24]Министр вытащил Пршу из дерьма, в котором тот увяз по собственной глупости. И с тех пор Прша его не отпускал. Точно так же, как и жена. Хотя на самом деле он им не нужен. Никому он не нужен. Кроме Ванды. И раз пришла его старость, то встретит он ее с Вандой. Только с ней. Так, как это делают лососи у Кусто, он видел по телевизору. С Вандой, лососихой, в теплом пресноводном иле они будут спариваться долго, до полного распада, прижавшись друг к другу всем телом, от жабер до хвоста, как магнитом притягивая друг друга своими полуразложившимися телами, они опустятся на дно и будут гнить долго, вместе, так, что перемешаются их кости, так, что они проникнут друг в друга, кости между костями, как две расчески, и они погрузятся в равнодушную темноту ила, а над ними будут сверкать миллиарды глупых мальков, которые с нетерпением ждут превращения… в рыбок, в рыб, в кости, в ил.

– Котик, ты к рыбе хочешь вареную или жареную картошку?

– Вареную! – отозвался Министр.

По телевизору коротко сообщили о завершении литературной встречи. Сразу после этого Министр увидел на экране собственную фотографию десятилетней давности! «Сегодня в Загребе скоропостижно скончался… – и Министр громко и ясно услышал свое имя и фамилию… – крупный общественно-политический деятель в области культуры…» Ничего себе! Что это значит?! Что все это значит?! «…Родился…» Министр услышал дату своего рождения… «После войны занимал различные…» Саботаж! Что за дурацкая шутка?! Кто это устроил?! «…общественно-политические должности…» Министр почувствовал резкую боль в груди… «Смерть застала его на посту…» Какая подлость! Телефон! Скорее, телефон! Ванда! – хотел крикнуть Министр, но не смог. Боль змеей вползла в его руку, и у Министра перехватило дыхание. Он почувствовал панический страх и снова крикнул: «Ванда!», однако вместо крика послышался лишь хрип. Ванда, с картофелиной в одной руке и ножом в другой, вошла в комнату и остановилась, не понимая, что происходит. Последнее, что мелькнуло в обезумевшем мозгу Министра, были почему-то слова глупой песенки: «…и грозный индеец из лука стреляет, скачу я один по прериям…», всплывшие неизвестно почему и неизвестно откуда, а потом Министра поглотил мрак.

Министр лежал на диване с красным лицом, закатившимися глазами, держась руками за мошонку.

– Кооотик! – взвыла Ванда.

Врачи «скорой помощи» были изумлены, увидев рядом с типичной картиной для своей практики (лежащий на диване человека, сраженный инфарктом) нечто совершенно нетипичное: сотрясаемую бурными рыданиями женщину в шубе, зимней шапке и теплых перчатках, которая сидела на полу рядом с диваном.