Читать книгу "Замена - Сергей Цикавый"

– Иди за мной.

Я подняла взгляд. Едва за Николь закрылась дверь, Мовчан быстро пошла в другую сторону – в свой лабиринт медицинской части. Я петляла между приборами в полиэтиленовых чехлах, видя только полы ее халата.

– Доктор Мовчан?

– Нам надо поговорить, – не останавливаясь, ответила она. – Наедине.

«Наедине». Это было неожиданно, но я подчинилась. Зуд стал невыносимым и выплеснулся прочь вместе с болью – в затылок Анастасии Мовчан.

* * *

– Холодно, – светски пожаловалась она. – Почему в межсезонье вечно такой скотский холод, а?

Голос был повсюду. Он лился извне в это пространство, я то ли слышала его, то ли видела пламенеющие буквы. То ли, то ли. Порой синестезия – это очень удобно.

Она шла, я продолжала идти за ней, только все неуловимо изменилось: я большей частью была внутри нее. Потому что меня пригласили на разговор, который не должен попасть в Службу безопасности.

– Я не знаю, доктор Мовчан, – ответила я там, снаружи.

Мне нужно что-то найти. Что-то, что хотела показать доктор. Она не может ничего сказать напрямую: для полноценного диалога нужна еще одна ELA – или глубокий сон. Я осматривалась. Зачехленные приборы стали льдинами, в потолке зияли коридоры, ведущие к разным источникам света, а стены расходились гранями.

Пространственное мышление доктора Мовчан неизменно впечатляло меня. Потому что можно создать самый причудливый дворец, но очень сложно видеть иначе привычное, обыденное, приевшееся.

Глыба льда справа треснула, и, пока в хрупкой реальности мы молча шли мимо, я остановилась – здесь, у колючих обломков замерзшей памяти. Лед обжигал. Я почти ощутила, как от усилия ломаются ногти, но панцирь вдруг лопнул сам.

На экране обыкновенного лэптопа началось замедленное воспроизведение записи.

Снимали на очень хорошую специальную камеру – больше пятидесяти кадров в секунду. В дрожащем свето-мраке, в месиве тел я видела себя, Ангела Танца и Куарэ. Мы сближались – медленно, рывками. Воспроизведение пережевывало и смаковало каждую картинку, каждый отдельный снимок. Я почти не двигалась, Куарэ почти не двигался, движения людей исчезали в шевелении картинки. А Ангел по-прежнему оставался за гранью восприятия – размазанный, рвущийся, готовый погрузить реальность в себя.

Кульминация: мы столкнулись и исчезли. Мовчан сказала, что прошло семь десятых секунды, и я смотрела сорок кадров без нас троих: судороги дискотеки, танец в смоле. На сорок первой картинке появилась я, появился Куарэ, и остальное я помнила.

Плохо.

Потому что я не увидела ничего. Мовчан могла показать эту запись и без персонапрессивного контакта: моих полномочий хватает, ее полномочий хватает. И ей не пришлось бы тянуть ви́ски сквозь спазм губ – потом, когда все кончится.

«– Соня. Ты смотрела что-то еще? Кроме нашей… Темы?

– Нет.

– Точно?

– Да.

Глоток.

– Тогда почему я ненавижу тебя?»

Я смотрела эту запись снова: кадр, еще один, еще одна пятидесятая секунды. Текло время, становилось все больнее удерживаться вот так – растянутым мостом между собой и Мовчан.

Кадр, кадр.

Я нашла это на излете последних секунд – так странно, так понятно, так банально.

– Я не знаю, что с этим делать, – сказала Мовчан.

Ее лица я не видела, хотя уже целиком вернулась в реальность. Очень хотелось прилечь. Анастасии Мовчан, полагаю, еще сильнее.

– Не понимаю своих ощущений, доктор.

– И я. Но я постараюсь разобраться, милая. Прикинуть варианты. Может, завтра?

– На сканировании.

– Думаю, да.

Мовчан показывала мне какие-то данные на экране ноутбука. Я видела свое имя, узнавала размеры опухоли, параметры отростков. Остальное относилось к высшей цитологии и, кажется, биохимии. По виску доктора под идеальной прядью катилась капелька пота.

«Скотский холод», – вспомнила я.

– Видела уже третьего проводника? – спросила доктор, закрывая лэптоп.

– Да.

Анастасия Мовчан упала в кресло, нимало не заботясь о том, что его скрывал грубый полиэтилен. Я осторожно села на край стола.

– Гм. Я еще нет. И что скажешь?

– Она не производит впечатления больной.

– Насчет Куарэ тоже не скажешь… Погоди. Что значит – «она»?

Я промолчала. Мовчан промакивала платком виски, а другую руку пыталась держать подальше от кармана с сигаретами.

– Насколько я помню, – озадаченно протянула она наконец, – наш господин соглядатай определенно имел в виду мужчину.

– Мы столкнулись случайно. Она знает обо мне.

«Не ослепли?» – вспомнила я и добавила:

– Много знает.

Мовчан вдруг выдохнула носом и подалась вперед:

– Черная такая? С синими глазами? Доктор Малкольм?

– Да.

– Так какой же она проводник?

Мовчан сунула все-таки в рот сигарету и тут же ее вытащила. Я ждала разъяснений и ощущала себя… Некомфортно.

– Она новая сучка «Соул». Полину Карловскую отозвали, а на ее место прибыла вот эта дамочка.

Я уже достаточно опомнилась от контакта, чтобы различать интонации, – или просто неприязнь в голосе доктора Анастасии была настолько сильна. Мне не хотелось знать подробностей. Я и без того боялась, что чувствую к новой знакомой много лишнего.

– Она всплыла в Бейджине, два года назад, – сказала Мовчан, тянясь к шкафчику. Там был ее виски.

…На конференции было многолюдно, тематика ее оказалась, как принято иронизировать в ученой среде, «межгалактической». Математики, физики, химики – какие-то «перспективы» и «потенциальные направления», «рубежные исследования». Корпорации судорожно искали будущее, финансируя такие мероприятия.

Джоан Малкольм выступила с докладом о странном. Ее звали «никто»: просто безвестный Ph.D. от физики – ни университета, ни проекта, только родной город – почему-то Штутгарт. Мовчан вполуха слушала доклад – и обомлела. Малкольм вслух рассуждала о рубежах психологии, физики и химии. О странных свойствах структурированного карбида молибдена. О новых материалах.

Если вкратце – Джоан в общих фразах выдавала с трибуны секреты «Соул». Понятие «Ангела» витало в воздухе, и посвященные обменивались недоуменными взглядами…

– Дальше – больше, – Мовчан задумчиво пожевала край стакана и влила-таки в себя золотистую жидкость. – Пф. Пошли разговоры и начались перемены в структуре исследования Ангелов. Я знаю только слухи, но там несколько загубленных карьер, промышленный шпионаж и прочие прелести. А уж сколько финансовых потоков родилось или – наоборот – иссякло… Этот доклад, милая, был самым настоящим Ангелом от науки.