Читать книгу "Жертвоприношения - Пьер Леметр"

— Я в отпуске уже четыре дня, старик… И звоню тебе с Сицилии.

Старый дурак! Камиль бы просто надавал себе по щекам… Но он благодарит, нет, ничего страшного, не волнуйся, да, конечно, тебе тоже… И отключается. Но Камиль уже где-то в другом месте, потому что по спине у него по-прежнему бегут мурашки, а во рту собирается слюна — это очень неприятно, но совершенно очевидно говорит о его профессиональном возбуждении, и никакой звонок коллеги тут не поможет.

— Добрый день, майор! — произносит судебный следователь.

Майор спускается на землю. Последние два дня ему кажется, что его посадили внутрь гигантского волчка, который вот-вот взорвется от быстроты своего вращения. Это утро совсем выбило его из седла, и волчок приобрел траекторию свободного электрона.

— Господин судебный следователь!..

Камиль улыбается так широко, как только может. Будь вы судебным следователем Перейрой, решили бы, что майор нетерпеливо поджидает именно вас. Лучше было бы, конечно, чтобы этот Перейра шел впереди и можно было бы облегченно вздохнуть… Но Камиль протягивает руку и изумленно качает головой — подумать только, и светочи разума когда-нибудь на пути встречаются.

Но светоч юридического разума, кажется, испытывает меньше энтузиазма, чем Камиль. Он весьма холодно пожимает ему руку. Камиль продолжает в своем духе, ищет глазами девицу на каблучищах, но поздно: судья обгоняет его, идет прямо и торопливо, начинает подниматься по лестнице, весь его вид ясно говорит, что дискуссии неуместны.

— Господин судебный следователь!

Перейра останавливается, удивленно оборачивается.

— Могу я ненадолго отвлечь вас? — спрашивает Камиль. — Это по поводу пассажа Монье…

Теперь из-за приятного тепла ванной прохлада гостиной однозначно означает возвращение к настоящей жизни.

Камиль снабдил Анну очень точными, очень техническими инструкциями, как разжигать печь, которые та тут же не преминула забыть. Анна открывает кочергой дверцу и засовывает в зияющую дыру полено, которое никак не хочет умещаться в топке. Анне наконец удается его запихнуть, теперь можно закрывать дверцу, в комнате начинает пахнуть горящими дровами — запах немного терпкий. Анна решает сделать себе чашку растворимого кофе.

Согреться ей так и не удается, холод застрял где-то внутри. Пока закипает вода, она снова поднимает взгляд на лес…

Потом устраивается на диване, перекладывает рисунки Камиля — их и искать-то не нужно, они повсюду. Лица, фигуры, мужчины в форме… Она с удивлением обнаруживает портрет верзилы-полицейского — вид у него идиотский, желтые мешки под глазами, — он охранял ее палату в больнице и, когда она убегала, громко храпел. Он сейчас где-то несет службу, но нескольких росчерков карандаша Камиля достаточно, чтобы он появился перед ней как живой.

Портреты ничего не приукрашивают, но вызывают настоящее волнение. Иногда Камиль работает как очень тонкий карикатурист, скорее жестокий, чем смешной, — никаких иллюзий.

И вдруг (она этого не ожидала) в альбоме, лежащем на низком стеклянном столике, — она, Анна. Не на одной странице. Нигде нет даты. Слезы тут же появляются у нее на глазах. Прежде всего из-за Камиля: она представляет его здесь, одного, рисующего по памяти мгновения, прожитые вместе с ней. Потом из-за нее самой. Женщина на рисунках совершенно не похожа на нее нынешнюю, наброски относятся к тому времени, когда она еще была хороша, и зубы были целы, и синяков не было, не было шрамов на щеке и вокруг рта, взгляд был другой. Камиль всего несколькими штрихами намечает обстоятельства и место, где они находились, но Анна почти безошибочно восстанавливает их. Вот она безумно хохочет, дело происходит в ресторане «У Фернана» в день их знакомства. Вот Анна ждет Камиля у выхода из полицейского управления… Листая альбом, можно восстановить всю их историю: Анна в «Вердене», в кафе, куда они отправились поговорить во второй вечер. На голове у нее шерстяная шапочка, она чертовски уверена в себе, улыбается, и, если верить тому, как Камиль изобразил ее, у нее на то были основания.

Анна шмыгает носом, лезет за платком. Вот она идет к Камилю по улице около Оперы, он взял билеты на «Мадам Баттерфляй», а вот сразу после спектакля Анна в такси передразнивает Чио-Чио-сан. Каждый лист рассказывает об их истории — неделя за неделей, месяц за месяцем, с самого начала. Вот Анна под душем, потом в постели… И так — лист за листом. Анна чувствует себя безобразной, слезы льются, но Камиль всегда видит ее прекрасной. Анна протягивает руку к коробке с бумажными носовыми платками, но для того, чтобы дотянуться до них, нужно встать.

В тот самый миг, когда она берет платок, пуля пробивает стекло и столик вдребезги разбивается.

С того мгновения, как она утром открыла глаза, она ждала этого момента, но тем не менее это неожиданность. Ей кажется, что сейчас обрушится весь боковой фасад дома. Она застыла, когда столик разлетелся на мелкие кусочки прямо у нее под руками. Анна вскрикивает. Так быстро, как только может, сворачивается клубком. Бросает взгляд на улицу — окно цело. В том месте, где прошла пуля, зияет большая дыра, от которой разбегаются трещины… Как долго оно еще выдержит?

Анна тут же понимает, что является прекрасной мишенью. Откуда только берутся у нее силы, непонятно, но она одним движением перекатывается через спинку дивана. От удара по сломанным ребрам у нее перехватывает дыхание, она тяжело падает, кричит, но инстинкт самосохранения сильнее боли, и она тут же садится, опираясь о спинку. Может ли пуля пробить диван, думает она. Сердце выпрыгивает у Анны из груди. Тело ее сотрясает дрожь, как от холода.

Вторая пуля ударяет в стену прямо над ее головой. Анна инстинктивно пригибается: в лицо, в глаза, на шею сыплются куски штукатурки. Тогда она растягивается на полу и закрывает голову руками. Она оказывается практически в том же положении, что и в туалете пассажа Монье в тот день, когда на нее напали.

Где телефон? Нужно позвонить Камилю. Сейчас же. Или в полицию. Все равно кому. Незамедлительно.

Но ситуация не так проста: ее мобильник наверху, рядом с кроватью, и, чтобы добраться до мезонина, нужно пересечь всю комнату.

На виду у стрелка.

Третья пуля отлетает от печки с таким невероятным звоном, что кажется, прямо перед Анной ударили в гонг. Анна почти оглушена, закрывает уши ладонями. Отлетевшая рикошетом пуля вдребезги разбивает раму на стене. Анна настолько испугана, что не может сосредоточиться ни на одной мысли, ее охватывает какое-то оцепенение. Воспоминания о том, что случилось в пассаже Монье, смешиваются с больничными, и над всем этим всплывает лицо Камиля: взгляд у него серьезный, осуждающий, как во флешбэке, — такие мысли приходят перед смертью.

Впрочем, ее ждать недолго. Не может же убийца постоянно промахиваться. И на этот раз она совершенно одна, и нет никакой надежды, что кто-нибудь придет ей на помощь.

Анна сглатывает слюну. Она не может тут оставаться, ей нужно каким угодно способом добраться до лестницы, и она это сделает. Ей обязательно нужно позвонить Камилю. Он говорил ей, что нужно включить сирену, но бумажка с кодом лежит рядом с коробкой управления в другой стороне гостиной. А телефон наверху.