Читать книгу "Готический роман. Том 1 - Нина Воронель"

– Недавно тут неподалеку построили большой университет. В промышленном городке, километрах в двадцати пяти отсюда. Городишко сам по себе неплохой, но скучный, серый, лишенный красот, а кроме того – сегодня модно жить на природе. Вот тамошние профессора и выбрали наш Нойбах – именно за то, что это медвежий угол. Сперва один купил участок, потом еще два, а потом все гуртом повалили...

В дверях без стука возникла фигура Клауса. Он не входя топтался на пороге, и тонкие губы его жевали воздух в неловкой попытке выразить что-то непривычное, но важное. Инге глянула на часы – его время пить кофе еще не наступило.

– В чем дело, Клаус? Что-то случилось?

– Эти ... профессорши.... – выкрикнул он наконец, – из Верхнего Нойбаха!

Слова его прозвучали столь естественным продолжением их разговора, что Инге на мгновение показалось, будто Клаус тоже решил принять в этом разговоре участие. Она терпеливо дождалась, пока Клаус немного успокоится, после чего спросила:

– Так что ты хотел сказать о профессоршах?

Клаус глубоко вдохнул воздух и сказал, запинаясь:

– Приехали. Там, у ворот. Там, на красной машине.

Инге резко оттолкнула тарелку:

– Что ты мелешь? Кто приехал?

Клаус, испуганно пятясь, тыкал пальцем в сторону ворот:

– Они, обе. Там, у ворот. На красной машине.

Инге вышла на крыльцо и глянула туда, куда указывал палец Клауса:

– О, Боже!

– Что, действительно они?

– Они. На красной машине. Что им тут понадобилось?

– Они что, никогда у тебя не бывали?

– Тысячу лет назад, до ссоры. – От ворот донесся пронзительный звон колокольчика. – Что же делать? Притвориться, что мы не слышим?

Колокольчик трезвонил с неотступной равномерностью, и Инге стало ясно, что никакое притворство не поможет.

– Иди, открой им, Клаус, – обреченно сказала она. – И пригласи в дом.

Клаус

Потому что мамка говорит неправду, вот! Я так ей и сказал – и нечего сразу драться. Я бы тоже мог ей вмазать, если бы захотел, – я сильней ее. Я бы мог схватить ее за руки, – нет, это не выйдет, она будет пинать меня ногами, – я лучше скручу ей руки сзади за спиной одной рукой, как Ури меня учил, когда показывал приемы, но она может начать лягаться, так что надо стоять от нее сбоку, и тогда ей будет трудно меня лягнуть. Она, конечно, станет вырываться, но я сильней и могу сделать ей больно, чтоб она знала, как врать. Чтоб она знала! Чтоб знала! Чтоб знала!

Ну вот, из-за нее я сломал руль на своем велосипеде! Теперь придется катить его в гору до самого замка, там мы с Ури его починим. Ури может что угодно починить, фрау Инге говорит, что у него золотые руки. Но я много раз об него ударялся, когда он учил меня приемам, и точно знаю, что они совсем не золотые – обыкновенные руки, как у всех. И мамка все врет, когда говорит, что он не такой, как все люди, а исчадье зла: мы когда ходили с ним в карьер за камнями, он подошел к дереву пописать, а я пошел за ним посмотреть, и ничего там, куда он писал, не случилось. А мамка говорила, что там все должно было почернеть и превратиться в пепел.

С тех пор, как мамка стала часто ночевать у тети Луизы, она начала здорово завираться. А вчера после праздника она совсем обалдела. Привела зачем-то в дом пьяного булочника Петера, и они среди ночи стали пить пиво и рассказывать друг другу, как они здорово проучили фрау Инге – чтоб не задавалась. Они так громко хохотали, что я никак не мог заснуть. Я терпел, терпел, но в конце концов не выдержал и заорал, чтобы они перестали шуметь, потому что мне надо рано вставать на работу. И тут мамка совсем взбесилась и пошла врать, и пошла – будто мне фрау Инге дороже родной матери, потому что она меня околдовала приворотными травами, которые у нее в шкафу за стеклом. И что она, мамка, еще до этих трав доберется и расскажет о них кому надо, а потом понесла такое про Карла и про Ури и даже про Отто, что я не выдержал, схватил велосипед и поехал в замок. Лучше я открою калитку своим ключом и лягу спать на полу в кормовой, – у меня там есть старое одеяло и матрац, – чем слушать ее вранье. Я думал, что мамка пожалеет, побежит за мной и станет просить, чтобы я не уезжал среди ночи, но она только погрозила мне вслед кулаком и крикнула:

– Ну и катись к своей ведьме, раз тебе у родной матери плохо!

Я так не нее разозлился, что сперва даже не заметил, как начался дождь. Я почувствовал, что за шиворот течет, только когда руль вдруг отломался – не помню, как я его своротил, я все время думал про мамкину шею, какая она белая и жирная. И вот теперь из-за нее я должен катить велосипед в гору одной рукой, а в другой нести руль, так что даже нечем заслониться от этого противного дождя. Ужасно не люблю, когда начинается осень – скоро темнеть начнет совсем рано и на дороге всегда будет стоять туман, а у меня от этого тумана мозги будто склеиваются в голове, и я начинаю на всех сердиться. Иногда даже на фрау Инге.

В замке никто не заметил, что я пришел, хотя в спальне фрау Инге все еще горел свет. Я подумал, что она там делает до самого рассвета, и прокрался к окну заглянуть – а вдруг мамка не врет и она и вправду там ворожит, чтобы все в нее влюблялись? Мне сначала показалось, что в комнате никого нет, а потом я увидел чьи-то ноги в ботинках, и тогда я прижался носом к стеклу, чтобы получше разглядеть, кто там сидит, но это оказался просто Ури, – он почему-то спал в кресле одетый, а фрау Инге нигде не было видно.

Тут мне тоже страшно захотелось спать, так что я с трудом дотащился до свинарника и повалился в кормовой на матрац, даже одеяло не стал доставать.

Но только я заснул, как следом за мной явился пьяный булочник Петер и стал поливать меня пивом из большой кружки, – такая кружка во время праздника висит над входом в палатку певческого ферайна, в котором Петер председатель. Пиво лилось мне в уши и за воротник, так что мне в конце концов пришлось открыть глаза и тут оказалось, что это вовсе не Петер, а Ури – поливает меня водой из шланга и смеется.

– Просыпайся, а то все на свете проспишь. Даже фрау Штрайх уже пришла, а ты еще дрыхнешь, – сказал он мне совсем не сердито. Он очень редко на меня сердится – не то, что другие. – А почему ты спишь здесь, а не у себя дома?

Я не знал, как ему объяснить, почему я сплю здесь, а не дома, – не мог же я ему рассказать, что говорила мамка о нем и о фрау Инге, но он сам догадался и похлопал меня по плечу:

– Из-за мамаши, да? А ты плюнь и разотри, вот так, как я, – он плюнул себе под ноги и растер плевок каблуком. – У меня ведь с моей мамашей тоже есть проблемы, не только у тебя.

Я очень удивился, мне и в голову не приходило, что у Ури тоже есть мамка, как у других. Пока я удивлялся, Ури взял свой шланг и пошел к дверям. На пороге он остановился и направил струю из шланга на какую-то грязную точку на стенке:

– Но это не самые страшные проблемы, они смываются потоком времени, как грязь со стены.