Читать книгу "Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий"

Несмотря на это занятие и свою образованность, Лейла была легким человеком, легким и веселым, и Мако было с ней хорошо. Она олицетворяла все то, чего не хватало в нем самом: яркость, лоск, утонченность какую-то, взвешенность… Еще уверенность в себе — которая не от бицепсов идет, не от готовности кого-то прикончить в любую минуту, а от постоянного внимания окружающих, что ли.

Они поженились, стриптиз она забросила, и жизнь встала на правильные рельсы. И вдруг Лейлы не стало. Нет, она не бросила его и не уехала внезапно к бабушке в Огайо. Она разбилась на вишневокрасном «Мустанге» в компании какого-то хренова гитариста из лос-анджелесской кантри-группы. На скорости в девяносто миль они вылетели с трассы, сбив ограждение, и рухнули в пропасть. «Мустанг» был зарегистрирован на гитариста, но за рулем сидела почему-то Лейла.

Свидетелей катастрофы не было. В заключении следственной комиссии говорилось, что водитель скорее всего пытался избежать столкновения с каким-то крупным животным, машину занесло и он не смог справиться с управлением. Хотя у гитариста почему-то были спущены штаны, но, как это обстоятельство могло способствовать катастрофе, комиссия не установила. Больше Мако ничего не знал и не пытался узнать. Он даже об этом гитаристе не наводил никаких справок.

Ему была положена неделя отпуска, но он сразу вернулся на службу, чтобы отвлечься, дома не мог оставаться. Работал как обычно: гонял сержантов, раздавал взыскания направо и налево, готовил к выпуску большую группу новобранцев. Потом как-то вечером что-то стрельнуло — решил глянуть в Интернете значение слова «Мако». То есть он был уверен, что ничего оно не означает, просто сокращение от его фамилии: Маккойн — Мако, и все тут. Но вот полез зачем-то. Оказалось, что «мако» — это такая австралийская акула, одна из самых кровожадных, иногда даже топит лодки с рыбаками. Мозгов почти нет, только челюсти, мышцы и желудок. «Рыбка моя…»

Долго потом он не мог успокоиться. У него вся родня из Австралии, это верно. И конечно, он сам не подарок — неотесанный морпех с вечными разъездами и годовым жалованьем, которое едва-едва дотягивает до суммы, которую тот же лос-анджелесский гитарист, наверное, срубал всего за месяц. Ну так ведь у него работа такая, что поделаешь. Он ведь не умеет играть на гитаре и трясти яйцами, он такой, какой он есть. Почему она прямо ему не сказала? Почему прятала свое презрение за этими словечками?

Хотя, с другой стороны, может, и не было никакого презрения. Мако вспоминал их поездку в Атланту, где он сделал ей предложение, вспоминал, как они гуляли вечером в парке Мемориал, и на них напали три обкуренных урода с ножами, вначале он просто дрался, но когда один схватил Лейлу за грудь и стал задирать юбку, он перестал драться и начал бой. Все закончилось в три минуты — одному он выбил глаза, второму перебил гортань, третий пытался убежать, но он догнал и сломал ему шею… Лейла гордилась им, и у них был потрясающий секс…

А однажды они выехали на пикник в лес, началась гроза, и молния расколола старую липу прямо рядом с ними… Нет, тогда он был уверен, что Лейла любит его. По большому счету, она ведь не умела врать. Может, она просто беззлобно подшучивала над ним, не имея в виду ничего такого?

«А этот гитарист, — думал Мако, — он тогда при чем? И эта безумная поездка в „Мустанге“?.. И спущенные штаны… При чем это все?»

Он отставил в сторону чашу — там почему-то плескалось немного зеленоватого зелья, хотя первый тост он осушил до дна и не помнил, чтобы кто-то наливал еще. На душе было хорошо и спокойно, напряжение и тревога спрятались глубоко-глубоко внутри. Мако широко улыбнулся белокурой, которая, приведя одежду в порядок, играла на невысоком помосте, окруженном плошками с горящим маслом. Надеть чадру она все же забыла, а значит, по местным законам она все равно что голая. Кстати, и принцесса Гия, если она нарочно показала ему свое лицо, сделала очень откровенный, чтобы не сказать — дерзкий, шаг…

Белокурая подобрала ноги под себя и низко склонила голову к инструменту, чтобы лучше слышать свою игру. Или чтобы не встречаться с ним глазами. Мако улыбался до тех пор, пока европейка не выдержала и не подняла голову. Он заулыбался еще шире и собрался даже помахать ей рукой. Или даже помахал — он не помнил. Но тут его ударили по плечу.

— Я определил, где мы находимся — в начале тринадцатого века! — деловито сообщил Макфлай, грызя яблоко и брызгая соком на капитана. Он уже надел штаны, как положено, и выглядел бодрячком.

— Год примерно тысяча двести двадцатый — двести двадцать пятый. Как в аптеке. Даже радиоуглеродный анализ не требуется.

Последняя фраза, вероятно, была шуткой, поскольку профессор рассмеялся.

— При чем тут тринадцатый век? — сказал Маккойн, растирая виски.

Вместо ответа Макфлай сгреб в охапку одного из гвардейцев, во рту у которого торчал дымящийся окурок сигары, и притянул к себе, как старого закадычного друга.

— Знакомьтесь, капитан, — это Джамиль. Он родился… Когда ты родился, Джамиль?

Охранник что-то промямлил, не доставая сигару изо рта.

— Ему двадцать зим, а он говорит, что родился в пятьсот семьдесят восьмом году хиджры в местечке Эр-Байяк, — сказал Макфлай. — Это примерно 1200 год по христианскому летоисчислению… Пока не могу точно подсчитать, дело в том, что у арабов в году на десять дней меньше, чем у нас. И тем не менее — что получается, капитан? Эр-Байяк, между прочим, упоминается в хронике завоеваний хана Хулагу, он был уничтожен в 1215 году, стерт с лица земли, понимаете?

— Нам тоже пора сворачиваться, — сказал Мако, поднимаясь. Его заметно качнуло, но он удержался на ногах.

Белокурая бестия куда-то исчезла, бросив на помосте свой диковинный инструмент. Исчезла и стройная танцовщица, хотя запах корицы и сладкого женского пота еще витал в пространстве, а в глазах у Мако по-прежнему мельтешило, словно потушили яркую лампочку с дрожащей и извивающейся нитью. На окруженном лампами помосте еще кто-то оставался, звучала тихая мелодия, но пляски, похоже, заканчивались. Ахмед тихонько плакал, прислонившись к мозаичной колонне. Бен-Барух с полностью одетым матросом Фолзом играли в шахматы на огромной доске размером с письменный стол. Халиф молча и яростно поедал виноград, его одежда тоже была в полном порядке.

— Здесь я найду ключ к Алгоритму Победы! — сообщил профессор. — Вы хотите выигрывать любой бой, капитан? А ведь это очень просто! Так же просто, как превращать железо в золото, если есть Философский Камень, или жить двести лет, если есть Эликсир Молодости! Даже не рассчитывал на столь удачную командировку — прямо до конечной станции!

— Какой еще станции?

— Аль-Баар, вот какой! — глаза Макфлая горели, как у фанатика, готового нажать кнопку спрятанного на теле заряда. — Именно здесь была самая непонятная битва в мировой истории! Трафальгар, Ватерлоо, Дюнкерн — там все ясно и понятно: тут сыграло роль изменение ветра, там — опоздание конницы… А здесь — пятьдесят тысяч воинов, сокрушительный разгром нападающих, и практически полное отсутствие трупов в почвенном слое! Ну, может несколько сотен… А куда делись остальные?