Читать книгу "Огнерожденный - Роман Афанасьев"

Ламеранос пожал плечами и принес из соседней комнаты два глиняных стакана с красным вином.

– Ну что ж, – сказал он. – Сели за стол, теперь можно и поговорить. Ну-с, воспитанник Фарах, что ты знаешь о звездах? Не смущайся, я не давал вам этого на уроках, отвечай, как можешь.

– Звезды – это капли огненной крови Энканаса, – ответил Фарах припоминая занятия с Састиом. – Он пролил их в битве с братом своим, Тайгреном. С тех пор эти капли так и сияют среди тьмы, даже ночью напоминая нам о великой битве.

– Это тебе рассказали в приюте?

Фарах кивнул и отчего-то почувствовал себя неловко, словно сказал глупость. На самом деле, о звездах ему рассказывал еще дед, а Састион лишь подтвердил его слова. Фараху всегда нравилось смотреть на звезды. Еще живя в Эшмине, в ясные вечера он часто разглядывал ночное небо, представляя себе схватку богов.

– Капли крови бога, – задумчиво повторил Ламеранос. – Ответ достойный поэта, а не жреца. Ладно. Слышал ли ты имя Периама Таграмского, ученого, что жил полвека назад?

– Да, в одной из книг, что вы мне дали, это имя упоминалось. Кажется, он первым сделал точные песочные часы.

– О да. Но знаменит он вовсе не этим. Вот что, мой мальчик. Сейчас я расскажу тебе о звездах то, что ты еще не слышал. Предупреждаю – сия теория нелюбима жрецами. Полвека назад, когда Периам высказал ее, поднялся большой шум. Тогда жрецы проклинали ученых и призывали власть к запрету таких мыслей. По счастью, отец Виля был прогрессивным монархом. Гонений удалось избежать, но с тех пор обсуждения теории не выходили за пределы ученых советов. Но, ты мог слышать ее от наставников, как пример ереси. Так что, если сомневаешься в чем-то, лучше скажи заранее.

– Я весь во внимании, учитель, – осторожно отозвался Фарах. Его насторожили слова о ереси, но с другой стороны, раз теория была дозволена властями, а жречество с ней смирилось, то может и ничего страшно не произойдет, если он ее услышит.

– Так вот, – Ламеранос глотнул вина, вытер седые усы рукавом и продолжил. – Есть мнение, что звезды, – это далекие солнца. Дома Энканаса, находящиеся от нас немыслимо далеко. Они, как и наше светило, движутся. Но их движение почти незаметно. Благодаря морякам Леарана, мы многое узнали о них. Звезды служат им картой, помогают ориентироваться в море и знания о них леаранцы собирают много столетий.

– Погодите! – спохватился Фарах. – Выходит, домов у Энканаса много?

– Да. Есть такое мнение. Кое-кто поговаривает, что и миров, подобных нашему, тоже много. Но сия теория представляется мне крайне сомнительной. Более того, слыхал я от некоторых шарлатанов, что и Богов Огня много. Дескать, Энканас, не один, а по штуке на каждую звезду. Но это совершенно точно есть мысли еретические, и опасайся того, кто выскажет их при тебе, – это будет или еретик, или провокатор. И не смотри на меня так. Я твой учитель и просто предупреждаю тебе об опасности. Но, на всякий случай, не вздумай рассказывать этого Састиону. Он может не так понять, жрецы очень мнительны.

Фарах ерзал на стуле. Его поразило такое множество мнений о звездах. Он вслушивался в речи Ламераноса, а слышал голос деда. Кому верить?

Ученый, тем временем, поведал Фараху о науке астрономике изучавшей движения звезд. Кроме того, зная под какой именно звездой родился тот или иной человек, можно предсказать его судьбу. Этим тоже занималась астрономика. В последнее время подобные предсказания, получившие название "гороскопы", стали очень популярны у знати. Поговаривали, что даже Виль-Весельчак заказал себе гороскоп у придворного ученого Тисарама. Фарах засомневался, что судьбу можно предсказать, и Ламеранос пустился в объяснения. Ученый увлеченно рассказывал воспитаннику о путях звезд, о способах исчисления этих путей, сыпал непонятными терминами и жаргонными словечками преподавателей. Фарах потерялся среди этого потока красноречия и порой только поддакивал ученому, чтобы не выглядеть совсем уж тупицей.

Говорили долго. До полуночи ученый успел рассказать Фараху и про звезды, и про тайные дома Энканаса, что не светятся, но, тем не менее, присутствуют на небе и об их влиянии на судьбу всего живого. В конце концов, распаленный Ламеранос предложил составить гороскоп самому Фараху. Воспитанник заколебался: не узрит ли Энканас в том оскорбление. За ним и родом его и так числиться множество грехов. Но, припомнив, что сам монарх Сальстана вроде тоже баловался гороскопом, решился.

Ламеранос дотошно выспрашивал воспитанника о месте и времени рождения. С местом заминки не возникло, Фарах знал, что родился в Хазире восемнадцать лет назад. И в какой день – тоже помнил. А вот назвать время появления на свет, – затруднился. Знал, что родился около полудня, но и только. Ученый немного огорчился, но потом сказал, что введет в гороскоп необходимые поправки, и все погрешности будут сведены к минимуму. Он записал все, что услышал от воспитанника на лист плохо выскобленного пергамента. Было видно, что этот листок используют не первый раз. Заметив интерес Фараха к листу, Ламеранос похвастал воспитаннику пачкой прекрасно выделанной белой бумаги. Фарах уже встречался с этим изобретением, в приюте. Бумага была непрочной, сильно страдала от воды и огня и на взгляд воспитанника мало пригодна для письма. Тем более такая, какую он видел в приюте: грязно-желтая, шершавая, с мелкими дырами. Но в отличие от нее, бумага Ламераноса выглядела отлично. Это оказались белые, словно снег, листы, аккуратно обрезанные, с тиснением герба Таграма. Замети интерес подмастерья к бумаге, Ламеранос признался, что он подрабатывает гороскопами, составляя их для знатных особ. Им он рисует гороскопы и пишет предсказания именно на такой бумаге. Для Фараха он, конечно, использует пергамент, иначе выйдет слишком дорого. Извинившись за такую меркантильность, ученый спрятал и бумагу, и пергамент в ящик стола, а потом пообещал, что все будет готово через пару дней.

Разобравшись с предсказаниями, учитель и ученик приступили к тому, ради чего они сегодня встретились – к изучению звездного неба. Фарах с замиранием сердца смотрел в маленький окуляр телескопа, стараясь не шевелиться и не дышать. На первый взгляд, ничего особенного и не увидел, – разве что сияющие точки стали ярче. Но и этого ему хватило. Подмастерье ощущал близость неба, и испытывал восторг от того, что хотя бы чуть-чуть приблизился к звездам. Вместе с тем он чувствовал и смущение. Разглядывая небо, он словно бы подглядывал за богом. С другой стороны – напоминал он сам себе – ведь Энканас сейчас в Мире. И Тайгрен. Небо пустует. Почему бы, в таком случае, не полюбоваться его красотой?

Насмотревшись в телескоп, – до того, что аж заслезились глаза, – Фарах и ученый сели пить горячий чай. Он оказался действительно башминским. То есть дрянным, отдающим сырыми листьями и плесенью. Фарах, не удержавшись, рассказал Ламераносу и про Долину Слез и про чай из Башмина. Ученый искренне расстроился и даже извинился за такое "угощение". Фарах посоветовал ему в следующий раз искать чай Хазирская Роза. Или, на худой конец, обычный Масунский Сбор. Ламеранос, сославшись на забывчивость, стал записывать названия чая на один из листов пергамента, что в обилии валялись на столе, а Фарах принялся рассматривать карту трех государств мира, висевшую на стене. Именно так называли обычно мир на севере, хотя Каван-Сар это саддинат, Сальстан – королевство, а Леаранцы называют свое государство торговой республикой. Но Фарах привык к северному языку, и теперь это название звучало для него вполне обыденно.