Читать книгу "Медвежий ключ - Андрей Буровский"

Первое, что поняла Танька — не головой, а древним инстинктом самосохранения — что надо ей как можно быстрее научиться жить в тайге по ее законам и правилам. А пока не научится, лучше сидеть как можно тише и поменьше себя обнаруживать.

Второе, что она поняла — продуктов на полке совсем не так много, как ей сразу показалось. Много — чтобы сожрать все сразу. Мало — если жить здесь долго. Значит, нужно научиться добывать еду в лесу.

Дров тоже оказалось немного, всего несколько раз затопить. Танька носила из лесу хворост, и рубила его перед избушкой. Почему так? А потому что так удобнее — принести сразу целую длинную ветку и нарубить, чем таскать потом поленья на руке. И еще — когда рубишь, начинается сильный шум, а если кто-то все-таки придет на шум — приятнее иметь такую возможность — нырнуть в избушку и там запереться.

Еще труднее было с водой — избушка стояла километра за два от источника, и лезть надо было в неуютный темный распадок между сопками. Танька не сразу поняла, что близость к воде не важна, если избушка используется зимой, когда она по крышу завалена снегом. Летом в избушке никто никогда не жил; наверное, Танька была первой.

Девочка прожила в избушке два дня, спала и ела «от пуза», решала проблемы с водой и дровами. А когда решила, проблемы добычи пищи и понимания происходящего встала перед Танькой во всей своей жестокой обнаженности.

Охотнее всего Танька жила бы в избушке до морозов, пока не придет охотник на промысел. Она ему, охотнику, все что угодно будет делать! Даже служить охотнику тем же, чем этим трем мужикам, приятелям Вальки, ей будет все-таки приятнее. Охотник и один, и все же трезвый… Да похоже, и не будет этот парень, шофер, ее домогаться. Он говорил, у него девушка есть в Тарбагатае…

Становилось грустно, как и всегда, когда приходили на ум нормальные люди и нормальные отношения. Везет же кому-то; кого-то любят, как вот этот парень свою девушку, или как его самого любит мать — сытый, с домашним печеньем, в чистой рубашке…

Еще грустнее было думать, что если Танька не найдет в лесу пищи, через две недели ей придется отсюда уйти. А уходить не хотелось, потому что жить в избушке Таньке очень понравилось. Да, ей все время было страшно. Да, по ночам слушать шум леса, крики филина, непонятные звуки из чащи не было таким уж радостным занятием. Да, Таньку вполне мог бы слопать медведь или волк, затоптать лось или какой-то крупный зверь.

Но были тут другие преимущества… Танька здесь была сыта; всегда сыта. Танька спала столько, сколько хотела. На животе? За это спасибо маменьке, а не тайге. Танька была маленькой и слабой, но вовсе не была униженной или зависимой. Тут она стала сама по себе, и никаких мужиков не нужно было Таньке бояться. Так что нет, уйти ей совсем не хотелось.

Слабый человек боится и ломается, столкнувшись с опасностями, подчиняется обстоятельствам. Сильный человек опасности преодолевает, а обстоятельства использует. Тринадцатилетнюю девчонку Таньку приходится считать сильным человеком, потому что она использовала обстоятельства, а именно тайгу и заброшенную в ней избушку. Самое простое было, конечно, отъесться, отдохнуть и двинуться в обратный путь. А Танька решила остаться…

Для начала девочка подшила для себя одежду, пригодную для таежных дорог получше футболки и юбки: мужскую рубаху из фланели, трико, ватные штаны, ватник. В такой одежде можно было и спать посреди леса, прямо на земле… все по уму.

Потом Танька долго точила нож; точить ножи Танька умела, и к вечеру узкий хозяйственный ножик с деревянной ручкой сделался острым, как бритва!

А остальные две задачи Танька стала решать комплексно, одновременно: училась ходить по лесу, понимать происходящее вокруг и училась находить в лесу еду. С грибами, ягодами понятно. В ближайших окрестностях избушки оказалось легко за час-два собрать несколько ведер лисичек — столько, что съесть все равно физически невозможно, даже если питаться только грибами. Хорошо, хозяин избушки позаботился, оставил приличные запасы соли. Танька солила грибы в бочонке, и за два дня без особенных усилий он наполнился.

На реку, приблизительно за два километра, ходить приходилось не по тропинкам людей. Протоптанные зверями дороги всем хороши, но жаль, что низкие, ветки над ними смыкались на высоте Танькиной шеи. Сразу видно было, что протоптали тропинки существа, которые ниже человека. Но это единственное, что в них неудобно, а вообще звериные дороги и экономны, и неплохо утоптаны. И вода на них почему-то не застаивалась после дождей, как на дорогах, сделанных человеком.

Вообще-то ходить по этим тропинкам Танька немного боялась, — ее легко мог найти по следам какой-нибудь сильный хищный зверь. Страшно… Но и ходить без этих тропинок Танька тоже никак не могла.

На реке Танька ловила рыбешек собственной рубашкой: клала ее на дно, и мальки сантиметров по пять начинали ходить над рубашкой. Резкий рывок!!

В мелких протоках ручейков Танька научилась ловить и рыбу покрупнее… и научил ее медведь. Часа два лежала Танька, боясь шевелиться, перед этой луговиной, где ручей растекался на множество мелких проток, вяло сочившихся между кочек: по луговине бродил мелкий светлый медведь, лапой выдергивал что-то из проток и поедал — вроде бы, серебристо блестевшую рыбу, и довольно крупную на вид.

Зверь ушел с измазанной серебром мордой, а Танька потом сходила на луговину, посмотрела… Вот по мелкой-мелкой протоке, чуть ли не задевая дно животом, берега протоки боками, двигался здоровенный, граммов на четыреста, хариус. Ага! Танька рванулась вперед, но рыба мгновенно кинулась по руслу, с неожиданной скоростью промчалась в более широкую протоку, и так и летела, пока не исчезла совсем.

Значит, так просто ее не поймать… А если перегородить протоку? Сломать несколько веток, вбить в дно не стоило ничего. Вопрос, как часто ходят хариусы по этим протокам… Вот один! Крупная рыбина билась, упершись в загородку, но даже развернуться ей было непросто. Хариус потерял время, Танька упала на него животом, подцепив скользкое тело, выкинула на сушу… и бьющаяся добыча тут же плюхнулась в другую протоку. Значит, опять не так…

Следующего хариуса Танька загнала, как прежнего, но не стала выдергивать руками, а прямо в воде проткнула копьем — остро отточенной веткой. И унесла, повесила на ветку дерева. К вечеру, когда стала спадать жара и незачем стало оставаться в таком привычном для медведей месте, Танька унесла трех здоровенных рыб. Назавтра — уже семерых. Необходимостью стало солить не только грибы, но и рыбу…

Труднее всего было добывать мясо, но и тут кое-что получалось. Во-первых, Танька стала ставить силки. Тонкая леска, хранившаяся на чердаке избушки, очень подходила для силков, и только по неумению Танька ловила рябчиков гораздо реже, чем могла бы. Но с рябчиками-то что… Свернуть шею рябчику было несложно, — в конце концов, пока в хозяйстве еще были куры, кто сворачивал курам шеи, ощипывал их и потрошил? У бабки и мамки были занятия поважнее — водка.

Вот когда в силки угодил заяц… Боязно и подходить, так сильно дергал заяц деревце, к которому привязала силок Танька, трудно было убивать такое крупное животное. Пришлось воспользоваться копьем, — деревянной заточенной на конце палкой — потом ножом, и долго стоял в ушах страшный крик умиравшего зайца, так похожий на крики ребенка. Зато мяса стало сразу много.