Читать книгу "Медвежий ключ - Андрей Буровский"

2 августа 2001 года

Курить вообще-то не полагалось, но как тут было не курить? Василий не отрывался от мундштука, но — культурный сыскарь — собирал пепел в коробочку. Саша дымил на крыльце, и только Данилов курил нагло, стряхивая на пол сероватый пепел «Беломора».

— Вот мы курим, а в одном романе убийцу по запаху нашли, — глубокомысленно проговорил Василий.

— Что, убийца в штаны навалил? — лениво заметил Данилов, и Саша с Васей засмеялись.

— Нет, там табак был в коробочке… То есть не сам табак, а табачный дым, — охотно пояснил Василий. — Тот гад курил, а коробочка захлопнулась, а с ней и дым… Так и остался дым в коробочке, а его потом понюхали.

— И что?

— Как «что»?

— Ну, понюхали и дальше что?

— Ну, и нашли убийцу, по запаху табака.

— Это где такое было?

— В Южных Штатах.

— А-аа… У нас бы не нашли, у нас полдеревни «Беломор» курит, половина — овальные.

— У них тоже запах различается.

— Различается, да не так; там был особый табак, аристократ убивал, там понюхали дым из коробочки, и всем все сразу ясно стало, кто убил.

Данилов понимал, — парни болтают, чтобы отвлечься от месива на полу; жутко переломанное тело с нелепо торчащей рукой и вертикально вставшими ребрами, разбросанное по полу так, что уже и на труп не похоже. Даже Данилов, сыскарь опытный и битый, лишний раз не смотрел на полотенце, под которым скрывалось лицо. Почему-то на этот раз ткань совершенно не мешала угадывать черты, и это было совсем не то человеческое лицо, на которое хотелось посмотреть. Труп давно обещали забрать, но «скорая помощь» все никак не выберется из Разливного, — нет бензину, четвертый час все обещают «решить с бензином». Сыскари все что могли, сделали, а врачей нет и нет, и нет никакой возможности забрать это отсюда. Так он и лежит, бывший хозяин квартиры, пугая даже сыскарей. А каково было женщине, первой обнаружившей здесь мужа?!

— Может, все-таки Филимонов?

Данилов пожал плечами. Саша определенно не собирался думать самостоятельно. С каких пор Филимонов забирался в такую глухомань?! Филимонов «работал» по малым городкам Красноярского края, и вообще «почерк» другой.

— Ты вторую дверь на двор проверил?

Вопрос формальный, и к тому же задан второй раз; не мог этого Саша не проверить. Саша кивает головой, и Данилов машет сыскарям, первым выходит из дома. Тут свежий ветер, хлопает по ветру белье в соседском дворе, пронзительный вечерний свет. Тишина. Покой. То есть во множестве домов сейчас обсуждают событие, машут руками, кричат. Группки собираются на улице, тоже машут руками. Но это люди суетятся, а горы-то стоят спокойные, суровые, залитые золотым низким светом. Людей мало, а пространство, замкнутое горами, огромно. Склоны гор расширяют долину кверху, полутемная вечерняя земля как бы распахивается в небо. Суета людей не стоит золотого неба, гор, тайги.

…Ну, теперь давайте еще раз. Благо, дело сделано, и можно просто постоять и все обдумать. Значит, вошел он через дверь. Толкнул ее так, что крючок слетел с петель — здоровый мужик, когда будем брать — надо иметь в виду. Через забор он, гад, перескочил: калитка была на защелке. Или шел в ограду, калитку открыл, выходил из ограды, закрыл? Если так — аккуратный убийца!

У пса переломан хребет. Опять же — очень сильный человек. Мужик специально шагнул к собаке, крупной, размером с овчарку, ударил обухом или поленом. Здесь тоже воняет мазутом. И зашел он, получается, в избу, так и шел, сшибая двери с крючков, — сначала наружную потом — внутреннюю. Очень быстро рванулся, если учесть, где спал Ануфриев: потому что не успел проснуться Володя Ануфриев, пока преступник бежал через сени, через горницу в спальню; а если Володя и проснулся от грохота слетевшей двери, то только в последний момент, когда его уже били поленом… или все-таки обухом? Наверное, обухом, потому что потом его стали рубить, рвать на части. Чем еще, если не топором? Третий случай за месяц. Серийное убийство. В сельской глубинке, среди людей, где и мелкое воровство — два случая в год. Там, где убийств, можно сказать, и не бывало отродясь. И никто не видел ничего. Ни разу никого и ничего. Полная пустота, и никаких зацепок, абсолютно.

Саша Васильев допросил свидетелей, и быть не может, чтобы ему не рассказали бы. Гибкий, красивый парень, большие синие глаза, очень наивные. Девицы приходят в восторг, дамы млеют от облика Саши, а он умеет снимать информацию.

— То есть вы ничего не слыхали? Странно…

— Почему странно?

— А потому, что дверь там вышибали. Представляете, сколько шуму было?

— Не…

— И ничего не было слышно?

— Не…

Василий тоже вышел на крыльцо, за ним потянулся и Саша.

— Третий случай…

— Четвертый…

— Вася, ты упорно Тугаринова — в эту серию, да? Хоть его и на дороге, а не в доме?

— В дороге, но тоже охотник.

— И пахло мазутом, — хохотнул Саша.

— И мазутом. — Василий улыбался, но Данилов видел хорошо: не дает ему покоя запах мазута.

— Все-таки — ну кому нужно давить охотников? Кому они так не потрафили? Если бы хоть грабили их…

— А может, это место расчищают? Мафия других охотников?

— То есть, чтобы на место убитых…

— А у тебя есть и другая версия?

— Тут этих версий придумать!..

— Нет у тебя никакой версии…

— Да тихо вы… Хватит про мафию, что за пустобрехство курам на смех…

И Сергей Данилов затягивается еще раз, наслаждается сухим горячим дымом. Помощники честно молчат, и опять слышен плеск воды в километре отсюда, шорох ветра в кронах деревьев. Невольно вспоминаешь, что этого не слышит и не услышит никогда местный охотник Ануфриев, и становится особенно противно. Все-таки очень тихо здесь, даже для сельских районов. Машина шумит где? Еще на втором перевале, а ее уже слышно и здесь. Минут через десять будут все, кому надо: и врач, и машина, чтобы увезти покойника, куда положено. А ведь зацепок никаких, Данилов. Дело безнадежное, невнятное. Еще один охотник. Если считать только с Тубергером и Ивановым, Ануфриев будет третьим, — всех трех убили вот так же, в собственных домах. Если считать Тугаринова, то случай уже четвертый. Тугаринов, с одной стороны, охотник, с другой, дело было не в доме; Тугаринов шел по дороге, и на него напали из засады. Ничего не взято, ни у одного из троих… четверых. Никому ничего эти люди плохого не сделали. Никто им никогда не угрожал. Охотничьих угодий не делили. С чужими женами не спали. Отродясь ничего не украли. И вообще бизнесом не занимались, всю жизнь честно работали. Тогда — скажите на милость, за что?! Данилов знал, что если убивают — то за что-то. Он, конечно, читал Сименона, слышал рассказы. Но в его практике «так просто» никто и никого не убивал, и Данилов в такую возможность как-то и не очень верил, что бы там не писали в детективах. Четыре убийства без мотива? А почерк один, верно ведь? Значит, есть кто-то, у кого есть причина рисковать, есть мотив беспощадно врываться в дома, убивать охотника за охотником. Мотив безумца? Может быть, какой ни есть, а мотив! Этот мотив и есть точка, в которой все сходится, — и поведение этих четверых, и их обидчика, и какие-то неизвестные счеты. Кто-то нахально бросил ему вызов… Бросил кто-то, у кого своя логика… может быть, и логика маньяка. Но дело даже не в том, маньяк этот тип или никакой он не маньяк. Кто-то делает отвратительные вещи и хочет скрыть их ото всех. Данилов знал, что не будет ему покоя, пока он не узнает, в какой точке сходятся эти четыре убийства.