Читать книгу "33 счастья - Ольга Хмельницкая"

– Он жив, – сказал наконец физик, – но больше ничего определенного сказать не могу.

Алена, морщась при каждом движении, подползла к лежавшему в обмороке Слюнько и прижала ладонь к его лбу. Аспирант исподтишка, сквозь ресницы, следил за четверкой.

«Ну и хлюпики они все, – думал Бубнов, – несут одного-единственного человека средней комплекции, и все уже выбились из сил. А как в войну выносили раненых? А?»

Лежать на земле было неудобно. Аспирант перекатился на другой бок, не забывая сохранять на лице страдальческое полуобморочное выражение.

– Что нам делать? Что с ним? – прохрипела Защокина.

В этот момент Слюнько открыл глаза и уставился в небо.

– Спина, – сказал он коротко. – Видимо, позвонок защемился. Не могу пошевелиться. Ног не чувствую.

Алена коротко вскрикнула и прижала руку к губам. Алексей, пошатываясь, встал. Манусевич смотрел на профессора с безмерным сочувствием и уважением.

– Алексей, Алена, – сказал он, – вам придется тащить Диму вдвоем. Я понесу профессора.

Он взвалил Игоря Георгиевича на свои могучие плечи. Было слышно, как у молодого физика захрустели кости. Пошатываясь под тяжелой ношей, Миша пошел к шоссе. Алена и Леша взялись за носилки. Они подняли их с третьей попытки и, пошатываясь, двинулись вперед. О скорости речь уже не шла. Требовалось просто дойти.

– Подтягивайся! Подтягивайся! – крикнула Ева, глядя на извивавшуюся всем телом Викторию. – Не отпускай руки!

Фонарик лежал примерно на уровне бедра Сушко. Виктория дрыгала ногами, пытаясь нащупать хоть что-то, маленький выступ или впадину, в которую можно было бы поставить ступню. Девушка понимала, что много веков тому назад желоб был абсолютно гладким, но продолжала надеяться, что время и вода сделали свое дело, частично разрушив известняк и уменьшив его прочность.

– Держись! Держись! – кричали снизу Ева и Юрий.

Сушко продолжала беспомощно болтать в воздухе ногами. Никаких зацепок не было. Тогда девушка принялась бить ногой по дну желоба.

«Ну почему, почему у меня на ногах не шпильки со стальными набойками?» – подумала она с сожалением.

Шпильки – неудобная и опасная на неровной поверхности обувь – сейчас могла бы их всех спасти. Мягкие же кроссовки не могли причинить каменной поверхности никакого вреда. Краем глаза Виктория смотрела на фонарь. Она очень боялась, что он вот-вот соскользнет вниз, тем самым лишив двух человек, там внизу, какой-либо надежды. Все теперь зависело только от нее. Руки Виктории устали. В мышцах нарастала дрожь. Девушка очень хотела отпустить одну руку и схватить фонарь, но боялась не удержаться. В полном отчаянии Сушко посмотрела наверх. Край каменной чаши был прорезан неглубокой трещиной.

«Да, – подумала Виктория. – Да!»

Это была их единственная надежда. Смутная, призрачная, с крошечными шансами на счастливый исход, но все-таки надежда.

«Мне нужно перебросить фонарик с тросом еще дальше, – поняла Сушко, – причем сделать это так, чтобы веревка проскользнула в трещину. Тогда, если фонарик останется снаружи, он будет работать как якорь».

Виктория почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Попасть в трещину с такого расстояния, да еще и лежа, да еще и левой рукой, было почти невозможно. И все-таки это нужно было сделать.

– Я уже слишком большая, чтобы верить в чудеса, – тихо сказала Виктория, не сводя взгляда с трещины.

Коротко помолившись, она бросила левую руку и осталась лежать на скользком желобе, вцепившись в ступеньку правой ладонью.

«Нет, – поняла она, – нет! Я не смогу попасть в трещину, если буду бросать фонарик левой рукой».

Она глянула вниз. Там бушевала вода. Времени не было. Виктория поняла, что если она еще немного помедлит, то смысла что-то делать уже не будет: и Ева, и Юрий утонут. Сушко даже не знала, живы ли они. Никаких голосов снизу не доносилось. В полной тишине, нарушаемой только плеском воды, девушка отпустила вторую руку. Тело ее немедленно начало движение вниз по желобу, набирая скорость. Виктория схватила фонарь. Веревка намокла и была тяжелой. Девушка размахнулась. Она вложила в бросок весь свой ужас, все отчаяние и желание выжить. Фонарь полетел вверх. Он переворачивался, сиял и светился в воздухе, как светлячок. Секунда, и источник света скрылся за краем чаши. Раздался негромкий стук. Теперь веревка была похожа на толстую змею, переползшую через край чаши. Но она не попала в трещину. В последнюю секунду Сушко, скользившая вниз все быстрее, успела дернуть веревку в сторону. Трос скользнул влево и лег точно в расщелину.

– Бросьте меня. Идите сами, – просил Слюнько.

Миша молча тащил профессора на плечах, обливаясь потом.

– Я одинокий человек. Я уже прожил свою жизнь, – произнес Игорь Георгиевич. – И я лишился своей мечты. Мне так хотелось увидеть барионикса, так хотелось посмотреть ему в глаза… Но я убежден, что все это не стоит единственной молодой жизни, не стоит слез его матери. Поэтому брось меня, возьми лучше Бубнова. Если он умрет, я никогда себе этого не прощу.

Манусевич молчал, продолжая нести профессора вперед. Он ничего не говорил. Физик экономил силы. Алена и Алексей ковыляли с носилками сзади. Бубнов опять задремал. Ему было тепло и уютно.

«Уволюсь, – думал аспирант, чувствуя на каждом шаге носильщиков плавное баюканье, – ну ее, эту научную карьеру. Что-то мне разонравилось все это. Яйца, кости окаменевшие, всякие экспедиции непонятно куда».

Алена еле-еле переставляла ноги. Боль становилась невыносимой и на каждом шаге угрожала потерей сознания и болевым шоком.

«Только бы мне потом не отрезали ногу, – думала девушка. – И, скорее всего, я навсегда останусь хромой».

Защокина мужественно шла вперед. Для поддержания боевого духа девушка думала о шестистах мальтийских рыцарях, в течение нескольких месяцев сдерживавших продвижение двухсоттысячного турецкого войска.

«Правда, все они погибли, – вспомнила она. – Но при этом сильно ослабили нападавших и спасли Европу от разорения».

Она посмотрела на Манусевича, несшего на своих плечах Слюнько, и чуть не заплакала. На этот раз слезы на ее глаза навернулись не из-за боли, усталости или страха за Диму и Игоря Георгиевича. Она думала, что Миша и Леша – настоящие друзья и благородные люди, действующие по принципу «сам погибай, а товарища выручай». Ее взгляд переместился на Слюнько. Профессор висел головой вниз. Его глаза были широко открыты. На секунду Алене показалось, что Игорь Георгиевич скончался, но тут он прикрыл и снова открыл глаза. Позади Алены тяжело дышал Леша.

«У Леши высокая температура, это видно», – подумала Защокина.

Она посмотрела вперед воспаленными от слез и ветра глазами. Шоссе было уже совсем близко. В этот момент ее лодыжку свело такой дикой болью, что Алена едва удержалась на ногах. Перед глазами заплясали яркие круги. Несколько секунд Защокина вообще ничего не видела.