Читать книгу "Она так долго снилась мне... - Тьерри Коэн"

Откуда вам известна эта потайная сторона каждой женщины? Как мужчина смог понять, что ему подобные с нами сотворили? Потому что, если быть до конца искренней, тот факт, что вы мужчина, усиливает мое смятение: я вынуждена констатировать, что хотя бы один из нас не может понять наше отчаяние; и одновременно во мне зародилась надежда, что где-то существует один-единственный мужчина, который сможет меня полюбить, и отныне мне уже трудно будет упорствовать в своем отречении. Потому что вы автор этой книги и вы мужчина.

Мсье Эдинберг мне сказал, что вы перестали писать после вашей второй книги. Я ее купила. Но пока еще не открывала. Мне сказали, что она не такая интересная, как первая. Вот я и сомневаюсь.

Это примерно как страх перед вторым свиданием, когда первое оказалось очень уж прекрасным.

Я знаю, что через несколько минут пожалею, что написала вам это письмо. Буду чувствовать себя полной идиоткой. Я всегда чувствую себя идиоткой после того, как сделаю что-нибудь под влиянием внезапного порыва.

Ну вот я и останавливаюсь на этом, чтобы помешать себе отправить письмо.

Спасибо за чудесные моменты, которые удалось пережить благодаря вам.

С уважением,

Лиор Видаль

ИОНА

Я открыл письмо, дрожа от волнения и возбуждения. Лиор отправила его несколькими минутами раньше. Свет экрана слепил мне глаза. То, что она сказала мне, было удивительно. В ее манере говорить о моем романе, о своем опыте читательницы и в какой-то мере о себе была какая-то бесконечная прелесть. Она писала именно то, что мне хотелось от нее услышать, говорила те слова, которых я от нее ждал.

Она была достойна той любви, которую внушала мне.

Я перечитал письмо много раз, придавая фразам разные интонации, представляя Лиор у экрана компьютера, пытаясь услышать ее голос, каждый раз находя новые оттенки и новые смыслы.

Она где-то там, в огромном Париже, затерянная в ночи, думает о письме, может быть, уже жалеет, что отправила его, пытается вообразить, как я прочту его, что я о нем подумаю, что отвечу.

Я чувствовал в ее письме внимание к словам, то тщание, которое приходит, когда хочешь написать красиво и при этом остаться искренним.

Мне показалось совершенно очевидным, что я должен ей ответить. Как можно скорее. Но я колебался. Я слишком волновался, чтобы сочинить достойное послание, которое бы не разочаровало ее.

Я задумался на мгновение. Внезапно меня охватила странная тоска. Я прислушался к себе, надеясь понять ее происхождение. Вскоре я со всей очевидностью понял: то, что она почувствовала, это дыхание текста, это одиночество, они ведь принадлежали мне прежнему, тому, каким я был, когда писал книгу. Но я-то уже не писатель. Я уже не тот, кто день и ночь работает, стараясь извлечь из глубин своего сердца самые точные слова, словно от них зависит вся моя жизнь. Я изменился, повзрослел. Ответить ей, как тот писатель, вновь примерить на себя эту былую сущность, разыграть забытую роль, выдать себя за того, кем я уже не был, — какой-то в том был обман, подлог.

Это было на меня не похоже. И недостойно ее — такой искренней, такой цельной.

С ней должен говорить Иона, не Рафаэль. Но как? Я решил не отвечать сразу и оставить время на размышление.

Но в тот момент, когда я собрался выключить компьютер, пришло другое письмо.

От: Лиор Видаль

Кому: Рафаэлю Скали

Тема: Ваш роман

Мсье,

извините мою глупость и забудьте все, что я вам наговорила.

Простите, что была так назойлива.

Лиор

Я понял, что в этих строчках сквозит отчаяние. Отчаяние скромницы, которая сочла, что чересчур раскрылась. Отчаяние женщины, которую выдала ее беда.

Я представил ее, в бессонной тоске слоняющуюся по комнатам, переходящую от мысли к сомнению. Ночь нашептывает ей обещания, воспламеняет воображение, внушает химеры.

Когда огромность тишины и мрака обрушивается на вашу душу, только тогда рождаются самые безумные идеи. Их свет подбадривает вас, успокаивает, и вы верите в их благотворность. Их чистота покоряет вас, их блеск вас радостно слепит, и вы уверены, что это сияние истины. С этого момента вы отбрасываете страхи, сдержанность, готовитесь объясниться с миром, покорить пространство, выплеснуть свое сердце на клавиатуру компьютера.

Лиор поддалась порыву чувств и осмелилась обратиться к тому, кто ее так взволновал. Она села перед компьютером, чтобы написать письмо, пытаясь забыть при этом, что за ночью последует день, за мечтой — трезвое осознание, за смелостью — стыд.

Но ее совесть не дождалась зари. Она пробудилась сразу же после отправления письма, облегчившего душу от тяжести волнений. И она вдруг стала растерянной и беззащитной, словно оказалась голой в комнате с незнакомцем. Ее последнее письмо — всплеск оскорбленной гордости.

Я должен ответить ей. Должен написать со всей искренностью, на которую способен. Ведь я отвечаю на ее искренность.

От: Рафаэля Скали

Кому: Лиор Видаль

Тема: Re: Ваш роман

Дорогая Лиор,

я сперва решил немного обдумать свой ответ, прежде чем послать его вам. Хотел, чтобы мое письмо было достойно вашего.

Но ваш последний имейл вынудил меня написать вам без промедления. Не жалейте о своем письме, Лиор, оно написано в душевном порыве, я был очень им тронут. Мне понадобилось более 200 страниц, чтобы взволновать вас, а вам достаточно было нескольких строчек.

Я оценил и полюбил те чувства, которые вы доверили письму. Они подлинные, благородные и глубокие.

Читая ваше письмо, я прежде всего глупейшим образом раздулся от идиотской гордости. Потом, основываясь на искренности ваших слов, я понял, что не заслуживаю ваших похвал. По сути дела ваши слова адресованы тому мне, каким я был почти пять лет назад. Они разбудили чувства, которые я давно похоронил вместе с желанием писать книги.

Поймите меня, Лиор: вы обращаетесь к писателю, а я уже перестал им быть. Я думаю даже, я никогда им не был. Я написал тот первый роман, как некоторые исторгают крик отчаянья или бьются головой о стенку. Чтобы почувствовать, что я жив. Вы правы, там речь идет о крике безмерно одинокого человека, раненого жизнью, вконец растерянного.

Этот текст стал книгой лишь потому, что так распорядилась судьба, потому что иногда ей бесполезно сопротивляться. Это мне понравилось. На протяжении многих месяцев мне нравилось верить, что возможно докричаться до людей, быть услышанным, быть любимым.

Потом я написал второй роман — по просьбе издателя и читателей. Но я уже все сказал в первом, и мне не в чем было исповедоваться. Я понял, что играл в «настоящего писателя», но не был им, что сказать миру мне больше нечего. И тогда я замолчал.

Если быть до конца откровенным, в своем романе я всего-навсего рассказал, как мне было в тот момент плохо, не более того. У меня не было намерения облегчить и скрасить еще чье-то одиночество, кроме собственного. А потом я и вовсе разучился это делать.