Читать книгу "Улыбка женщины - Николя Барро"

Я сочувственно кивнул и подумал, что у мадемуазель Бреден именно сейчас появилась неплохая возможность отужинать с писателем, пусть даже и не с Робертом Миллером.

— Знаете что? — сказал я ей. — Не вспоминайте вы этого Миллера, который, очевидно, сам не знает, чего хочет. Ведь все дело в книге, так? Этот роман помог вам забыть свои горести, он словно с неба свалился, чтобы спасти вас. Я считаю, что это здорово!

Она застенчиво улыбнулась:

— Да, вероятно, вы правы. — Потом выпрямилась и долго вглядывалась в меня. — Все-таки я рада, что вы оказались здесь, месье Шабане.

Я взял ее руку:

— Моя дорогая Орели, вы и представить себе не можете, а как я счастлив оказаться сегодня здесь. — Я поднялся. — Ну а сейчас мы отметим ваш день рождения. Я не позволю вам так сидеть и хандрить. — Я налил ей еще вина. Она залпом осушила бокал и решительно поставила его на стол. — Вот это правильно, — одобрил я и взял ее за плечи. — Вы позволите проводить вас к столу, мадемуазель Бреден? Если вы откроете мне, где хранятся ваши вкусности, я сам принесу и еду, и напитки.

Разумеется, Орели не упустила возможности собственноручно навести последние штрихи в своем меню. Тем не менее я прошел с ней на кухню, где она велела мне открыть бутылку красного вина и приготовить салат в большой фаянсовой миске. А сама тем временем поджарила кубики ветчины на маленькой сковородке. Впервые оказавшись на ресторанной кухне, я глазел на восьмиконфорочную плиту и многочисленные горшки, сковородки и ковши, развешанные вокруг нее на расстоянии вытянутой руки.

Первый бокал красного вина мы выпили на кухне. Второй — уже за столом.

— Просто великолепно! — нахваливал я, поглощая нежные листики фельд-салата с кубиками ветчины.

А когда она внесла на сковородке рагу из баранины, я включил музыку. Раздался ласкающий слух голос Жоржа Брассанса: «Je m'suis fait tout petit…»,[34]и я подумал, что каждый мужчина хотя бы раз в своей жизни встречает женщину, которой охотно позволяет себя приручить.

Баранина так и таяла во рту.

Я закатил глаза, а Орели рассказала мне, что сегодняшние блюда ее научил готовить отец, который ушел из жизни в октябре, совсем молодым.

— В первый раз он сделал это меню, когда моя… когда он… — Тут она замялась и почему-то покраснела. — В общем, много лет назад, — закончила она предложение и снова схватилась за бокал.

Пока мы ели рагу, она поведала мне о Клоде, который так подло ее обманул, и о своей лучшей подруге Бернадетт, подарившей ей на день рождения то самое красное пальто.

— Такая блондинка, она тоже была на чтениях, помните, месье Шабане?

Я смотрел в ее зеленые глаза и ничего, кроме них, не помнил, однако живо кивнул:

— Просто замечательно иметь такую хорошую подругу. Выпьем за Бернадетт!

Мы подняли бокалы за Бернадетт, а потом, по моей просьбе, за прекрасные глаза Орели Бреден.

— Вам бы все дурачиться, месье Шабане, — засмеялась она.

— Вовсе нет, — возразил я. — Я еще ни у кого не встречал таких глаз. Они не просто зеленые, они как два драгоценных опала. И сейчас, когда горит свеча, они мерцают, как океанские волны в лунную ночь.

— Дорогой мой, — вздохнула она. — До сих пор никто не говорил так красиво о моих глазах.

И она рассказала мне про шеф-повара Жака, ворчуна с золотым сердцем, который так скучает по Нормандии и ее бескрайнему морю.

— Но у меня тоже золотое сердце, — заметил я, приложив ее ладонь к своей груди. — Вы чувствуете?

Орели Бреден улыбнулась, а потом серьезно ответила:

— Да, месье Шабане, думаю, оно у вас действительно из чистого золота. — Вдруг она вскочила с места, откидывая назад волосы. — Ну а сейчас, мой друг, мы с вами пойдем за «Шоколадным замком». Это мой конек. Жак говорит, что это пирожное сладкое, как сама любовь. — Она побежала на кухню.

— Поверю ему на слово, — отвечал я, следуя за Орели с тяжелой сковородкой в руках.

Я опьянел от вина, от Орели, от этого вечера и хотел, чтобы все это никогда не кончалось.

Орели поставила тарелки в буфет и достала из огромного стального холодильника грейпфрутовое парфе, которое, как она меня заверила, идеально подходит к теплым шоколадным пирожным. («Неповторимое сочетание сладкого шоколада с нежной горчинкой грейпфрута».) Меня очаровал звук ее голоса. Я верил каждому ее слову, хотя, думаю, в тот момент любая еда показалась бы мне бесподобной. Из зала доносилась «Ма fée clochette» — моя любимая песня. Певец как раз перечислял, сколько ему еще придется выпить виски и выкурить сигарет, чтобы найти и заполучить в постель ту самую, единственную девушку.

Обойду сто тысяч баров, выпью сто тысяч виски,

Выкурю сто тысяч сигарет, чтоб заманить ее в постель.

Но боюсь, эта крошка существует лишь в мечтах.

Рай мой, сказка моя, дух мой святой,

Фея-колокольчик…

Я уже нашел свою фею! Она стояла совсем близко и с жаром расхваливала шоколадное пирожное.

Орели захлопнула дверцу холодильника и повернулась так резко, что мы столкнулись.

— Хоп-ля! — воскликнула она, глядя мне в глаза. — Могу я кое о чем вас спросить, месье Шабане?

— Можете спрашивать о чем угодно, — отвечал я.

— Спускаясь ночью по лестнице, я никогда не оборачиваюсь, так как боюсь, что за моей спиной кто-то стоит. — Ее глаза широко раскрылись, и я с головой погрузился в это нежное зеленое море. — Вы находите это смешным?

— Нет, — ответил я, наклоняясь к ее лицу. — Я не вижу в этом ничего смешного. Каждый знает, что опасно оборачиваться, когда спускаешься по лестнице.

И тут я ее поцеловал.

Это был долгий поцелуй. И когда на какой-то момент наши губы разъединились, она прошептала:

— Боюсь, не растаяло бы парфе.

Я целовал ее в плечо, шею, потом слегка укусил за мочку уха. Она вздохнула, и я успел сказать, прежде чем она снова подставила мне рот:

— Боюсь, теперь нам с этим жить…

А потом мы оба замолчали надолго.

15

Мой день рождения закончился бессонной ночью, которая растянулась на целую вечность.

Полночь давно миновала, когда Андре помог мне надеть красное пальто и мы, обнявшись, словно в полусне, вышли на безлюдную улицу. Через каждые пару метров мы останавливались, чтобы поцеловаться, и поэтому не так скоро оказались перед дверью моей квартиры. Хотя в ту ночь время потеряло для нас всякий смысл.

Когда я наклонилась, чтобы открыть дверь, Андре поцеловал меня в затылок. Я взяла его под руку, и мы пошли по коридору. Он обнял меня сзади и обхватил ладонью мою грудь. В спальне Андре снял с меня платье, спустив его с плеч, и нежно обхватил руками мою голову.