Читать книгу "Разночинец - Козьма Прутков №2"

расхваливать те края даже наивным и доверчивым старообрядцам. Поэтому я скрепя сердце согласился на предложение Ефима — теперь мы собирались посетить его родственников в Тульской губернии. Вернее, родственники были наши общие, поскольку мы сказались родными братьями. Степень родства мы не указали, а Евсей Васильевич благоразумно не стал уточнять — понимал, что за те годы, что старообрядцы жили в лесах Забайкалья, в их родных краях выросло даже не четвертое и не пятое поколение потомков тех, кто когда-то были родными братьями ушедших за Камень в поисках лучшей доли.

В общем, я считал, что нам повезло — атаман легко проглотил нашу выдумку, а с новыми именами нас могли не узнать даже знакомые из Иркутска. За зиму у нас с Ефимом на лицах появились настоящие заросли, ну а если не менять полученную в скиту одежку, то мы действительно сможем попасть хоть в Тулу, хоть в Хабаровск.

Вот только с Хабаровском вышла засада. Евсей Васильевич, как узнал, что мы собрались двигаться в западном направлении, предложил-потребовал присоединиться к казачьему каравану. Этот караван двигался на весеннюю ярмарку в Верхнеудинске, в него собирались делегации сразу нескольких окрестных станиц, так что нападения диких зверей и не менее диких хунхузов можно было не опасаться. Но я боялся другого — городок, которому в будущем суждено стать Красным Удэем, располагался очень близко к месту, облюбованному центральной властью Восточной Сибири, которая имела к нам с Ефимом определенные претензии.

* * *

Верхнеудинск по сибирским меркам 1880 года был почти мегаполисом — целых четыре тысячи жителей, если считать всех поголовно, вместе с только что народившимися детишками, и включать в подсчет местных инородцев, которые по привычке селились поодаль от домов пришельцев с запада. Тут было несколько двухэтажных домов, в одном из которых располагалась забитая по случаю ярмарки гостиница. Места для нас с Ефимом в ней не нашлось, но добрый хозяин пустил нас в сарай, где ночевал ещё с десяток подобных горемык. Я оставил своего спутника следить за поклажей, а сам пошел посмотреть, что тут и как.

Казачий пригляд с нас сняли сразу по прибытии в город. Пригляд этот был ненавязчивым, но плотным, так что я уже в первый день отказался от идеи отстать, свернуть в сторону и всё-таки отправиться в Хабаровск. Можно было подумать, что нас конвоировали — но нет, казачки больше внимания уделяли мешкам с меховой рухлядью, а не двум незнакомцам со странной историей, которых им навязал атаман. Евсей Васильевич с нами не поехал, остался в станице — словно и ему не было дела, доберемся мы с караваном до цели или останемся в тайге. Второй раз справиться с диким медведем я не рассчитывал.

Но мегаполисом Верхнеудинск был всё-таки лишь по сибирским меркам. Зажатый в излучине рек Уды и Селенги, он не стремился вверх; большинство домов было в один этаж и шесть окон на лицевой фасад. Самое высокое здание — местный собор; табличек с названиями тут ещё не завели, но выглядел он солидным и древним. На другой стороне Уды виднелся такой же одноэтажный город — то ли пригород, то ли отдельное село, к которому как раз сейчас заканчивали строить неказистый, но, видимо, прочный мост. В том селе церквей было целых две — они были чуточку пониже собора в Верхнеудинске, но из-за высокого берега казались много вышел.

Ну и реки — мне сначала почудилось, что они тут везде. Куда бы я ни смотрел, я постоянно натыкался на темную воду — не слишком широкую, но просто так не преодолеть. Ну а по весне и вовсе на такое могли решиться лишь самые отчаянные сорвиголовы, которым некуда было деваться.

У собора я крутился дольше всего — он интересовал меня из чисто прикладных соображений. По нашим документам мы с Ефимом числились староверами, и в этом статусе были как плюсы, так и минусы. Имперские законы нас не слишком ущемляли, если, конечно, мы не соберемся организовывать какой-нибудь бизнес, а единоверцы могли и помочь по дороге. Но если мы вдруг всё же двинемся в Тульскую губернию, то чем ближе мы будем подъезжать к европейской России, тем сильнее староверство будет нам мешать. Темных и консервативных людей там было значительно больше, чем здесь.

Именно поэтому я ходил вокруг собора — сводил баланс идеи перекреститься прямо тут, чтобы наше преображение отметили приехавшие с нами казаки, если они всё ещё осуществляют пригляд. А так — донесут они Евсею свет Васильевичу, что пришлые теперь в правильной вере находятся, тот и успокоится на наш счет.

Мне на это крещение было всё равно, я опасался только реакции Ефима, и лишь поэтому не пошел договариваться с местным попом сразу. Попика, впрочем, я увидел — ничего выдающегося, обычный худой мужик с окладистой бородой и в черной одежде, как и положено священникам. Воинствующим товарищем он не выглядел, и я надеялся, что он сначала выслушает нашу просьбу, а не нападет с дубьем сразу после того, как признает в нас староверов. Не хотелось бы послужить причиной для местных религиозных войн. Но подойти к нему я всё-таки решился, хотя и с другой целью.

— Добрый день, святой отец, — я чуть поклонился, выражая определенное почтение к его сану.

Он оглядел меня с ног до головы и улыбнулся одними уголками губ.

— Иерей я, называй меня отец Андрей. Хотел чего-то, сын мой?

— Да, отец Андрей… — мне стало неловко, но система титулования местного священства вылетела у меня из головы ровно за секунду до начала разговора. — Я здесь человек новый, долго прожил в тайге, а в Верхнеудинском впервые. У меня есть немного золотого песка, со мной им расплатились за… некоторые услуги, и я хотел бы обернуть его в деньги.

— Сожалею, сын мой, но наша церковь не оказывает подобных услуг, — как-то слишком сурово сказал священник.

— Я понимаю, — я прижал оба кулака к груди в жесте мольбы. — Я и не мог рассчитывать, что мне произведут подобный обмен прямо в вашем соборе…

— Церковь это, сын мой, освящённая в честь Смоленской иконы Божией Матери Одигитрии.

Слово «Одигитрия» я знал — это тип иконы, на которой нарисована Богоматерь с младенцем Иисусом Христом. И разницу между собором и церковью тоже знал, невелика наука. Был бы этот Андрей епископом, то и