Читать книгу "Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней - Робер Мюшембле"

Разумеется, женщина в принципе не имела права на подобное «удвоение» личности. Она могла лишь принять одну из двух предуготованных ролей. Конечно, можно было притворяться и время от времени тайно играть другую роль. Но невероятно трудно было, подобно Фанни Хилл, восстановить репутацию после беспутной жизни. Что касается мужчины, то он мог и должен был последовательно играть то одну, то другую роль, иначе его не воспринимали как полноценного мужчину-самца. Правда, следует принимать во внимание и социальную принадлежность. Двойной стандарт предполагал существование морали, которая предписывала соблюдать внешние приличия и допускала только тайные удовольствия. Такая мораль была распространена в средних слоях общества и у аристократии. Придворные распутники уже давно придерживались этой морали как в Англии, так и во Франции, и жены не отставали от мужей. По свидетельству маркизы де Севинье, в Версале при Людовике XIV смеялись над теми, кто любит супругов и прилюдно выказывает свою любовь. У простонародья все было иначе, никакой двойственности и не требовалось. Брак не мешал женатым мужчинам-самцам видеть в любой женщине добычу, а девушки и до замужества предавались разнообразным удовольствиям, как мы видели на примере Сомерсета XVII века. В Лондоне более поздних времен дело обстояло так же. В столице Англии утвердилась своеобразная народная форма развода: продажа жены с торгов, часто по предварительному договору. Мы находим частые упоминания о такой практике с 1750 по 1850 год, но есть и более ранние случаи. Некий Томас Картер в 1777 году был вынужден жениться на Ребекке Ридл, родившей от него ребенка. Позже он ушел от нее и в 1783 году купил за бутылку пива Мэри Колингэм у ее мужа. В 1730-е годы об этом обычае начинают говорить газеты. Некий моряк, вернувшись из Китая, обнаружил, что его жена вышла замуж за другого. Он потребовал, чтобы соперник вернул ее, но потом передумал и продал ее ему же за 2 фунта бычьей колбасы и джин. С 1790 года появляется разработанный ритуал продажи, который исполняют с согласия покупателя. Томас Персонс выставил на торги женщину, с которой прижил за пять лет союза двух детей. Он надел на нее недоуздок и так довел до публичного дома в Уайтчепеле, где уступил за галлон пива клиенту, ранее договорившемуся с ним. Другой четверть часа держал супругу на рыночной площади с веревкой вокруг талии, а потом продал за гинею тому, кто еще раньше желал ее, и все это делалось потому, что адвокат сказал им обоим, что акт купли-продажи будет недействительным, если товар не выставляется предварительно на рынке. Иногда сделка принимает более оскорбительные формы. Так, например, жену портного, видимо очень красивую или же очень сноровистую, прежде чем купить, ощупали со всех сторон восемь покупателей[252].

«Буржуазный» двойной стандарт носит специфический характер. В его основе лежит не безудержное стремление к удовольствиям, как у развратников из высшего общества, или потребность умножать и преумножать свои сексуальные победы, как в среде джентри или у английских и французских крестьян. Он связан с моралью ограничения и самоконтроля, которую широко проповедуют книги о правильном воспитании и хорошем тоне, а также философы — проповедники счастья в умеренности. «Буржуазный» двойной стандарт затрагивает прежде всего коммерсантов, понимающих, что такое экономия, и готовых идти на финансовый риск. В Англии к тому же существует представление о том, что материальный успех есть знак благоволения свыше. Люди этого круга тщательно выбирают себе жену и не продают ее. Она, точно идол в святилище домашнего очага, окружена постоянным вниманием, и ее задача — производить детей и заботиться о благосостоянии хозяина дома. Сфера ее деятельности — частный замкнутый мирок, а муж покоряет внешний мир, откуда возвращается в семейный мир покоя и уюта, ценность которого все более и более превозносится[253]. Она может доставить ему радость в супружеских объятиях, если, следуя рецептам доктора Венетта, они будут предаваться им умеренно, скромно и следуя правилам приличия. Но соревновательный стиль жизни мужчин требует дополнительного напряжения, и все сложности надо принимать с достоинством, ибо только так можно добиться успеха. При этом литература и правила хорошего тона требуют избегать любых крайностей. Человек, живущий подобным образом, все время находится в состоянии стресса, и лучшим выходом из него оказывается посещение публичных женщин. Это не вызывает ни личного чувства вины, ни общественного порицания. К тому же существуют и утонченные женщины легкого поведения, к которым ходят даже аристократы. В Лондоне расцветают бордели и изысканные дома свиданий, устроенные по французскому образцу. Париж тоже не остается в стороне. Для представителей среднего класса, тех, кого французские историки порой называют «фрустрированной буржуазией», то есть для людей, как правило не имеющих отношения к власти, но крайне подвижных экономически, злачные места превращаются в дополнение к домашнему очагу. Мужья ходят туда регулярно, чтобы расслабиться, молодые люди — чтобы получить навыки плотской любви и вкусить ее, прежде чем жениться на целомудренной девственнице, с которой они помолвлены. Все находят в публичных домах лекарство от тревог и забот. А тревога возрастает, так как, чем шире простирается опека над женщинами — и над теми, кто ограничен пространством дома, и над теми, кто занимается проституцией, — тем сильнее постоянный страх, что подневольные существа однажды выйдут из повиновения. Система двойного стандарта развивается на протяжении всего XIX века и приводит к формированию образа двуличного мужчины: днем он добропорядочный отец семейства, а ночью — бесшабашный посетитель борделя. Именно этим можно объяснить и небывалый расцвет порнографической литературы. Возникновение этой литературы в 1650-е годы, как и ее всевозрастающая популярность в XVIII веке, парадоксальным образом соотносятся с философией умеренности в инстинктивных желаниях. Порнографическая литература предлагает такой тип эротизма, который успокаивает мужчину, поскольку говорит о его желаниях, а тело женщины описывает лишь как объект этих желаний[254]. Порнографическую литературу читают и женщины. Однако нельзя с уверенностью утверждать, что доказательством тому являются рисунки и гравюры, изображающие, как женщина возбуждается от чтения подобных книжек и начинает мастурбировать. Возможно, подобные изображения предполагают некий призрачный образ мужчины-соглядатая.

Позже, когда у доктора Фрейда появится клиентура, она будет состоять как раз из тех, кто не может самостоятельно справиться с неврозом, а невроз равно угрожает и женщинам, постоянно живущим в подчиненном состоянии, и мужчинам, ведущим двойную жизнь. К тому же борьба против мастурбации и прогрессирующий запрет на однополое влечение вынуждают мужчин обратить свои сексуальные импульсы только на женщин, законных жен и любовниц.

Вне вагины нет наслаждения

Установление двойного стандарта поведения, требование «умеренности» в сексуальном аппетите и сопутствующие им запрет на мастурбацию и оттеснение гомосексуалистов на обочину касались в основном мужчин. Разумеется, все эти запреты затрагивали интересы обоих полов, но для мужчин они имели особое культурное и социальное значение. Отныне мужчинам следовало получать удовольствие только от вагинального проникновения. Абсолютное табу на онанизм подразумевало одновременно запрет на самоудовлетворение и на содомитские сношения. Этот запрет восходил к религиозным установлениям, требовавшим, чтобы семя ни в коем случае не изливалось вне естественного сосуда, и ради этих установлений в течение двух предшествующих веков гомосексуалистов сжигали на костре. В XVIII веке костер уже не был в ходу, но борьба с гомосексуализмом не ослабла. Она даже усилилась, так как теперь ее мишенью стали не несколько козлов отпущения, наказанных в назидание прочим, а весь мужской пол в целом. Возможно, так проявилось беспокойство ревнителей новой морали. Их страх и ненависть сконцентрировались на группе «ненормальных», с их точки зрения, мужчин, получающих удовольствие вне вагины, то есть нарушающих принципиально важный запрет.