Читать книгу "Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина"

О встречах с попутчиками, о подтверждении со стороны Роберта Тамма, о проверках квартир сбоев и ходов, через которые пограничники вылетали в пустышки. Всплывали уточнения по ходу разговора, распечатки пересмотрели все сами, подробно.

Едва тема стала исчерпываться, я спросила о том, зачем собственно и задержала старост на разговор:

— Мне нужно знать о границе все, что не знают обычные пограничники. Как быть, если застрянешь где-то в пространстве, из которого не вырваться, чтобы позвать на помощь? — Добавила мысленно для себя «как это сделала Ника, позвав меня». — Какие вам попадались аномалии за все время на вашем посту, во всем, от людей до самих вызовов?

Мужчины переглянулись между собой. С большим сомнением. Сошлись взглядами на восточном, моем непосредственном кураторе, и тот сказал:

— Ирис, оставим в стороне то, что здесь Юрген и Катарина, а Август ни словом не обмолвился, что они в команде и в зоне доверия. Не в смысле чего-то плохого, а в смысле… нельзя в эту область лезть тем, у кого не хватит способностей и ума быть осторожными. Пограничники в большинстве своем — молодежь, есть и несовершеннолетние, а то, что попадет в уши одному, пусть и здравомыслящему, завтра долетит до абалдуя. Тот сунется в запретное, если вдруг искра способностей проклюнется, в беду попадет…

— А чего вы на меня так пялитесь? — Невежливо перебила Катарина.

— Не обижайся, Ката, но о тебе не только наш район знает, но и остальные три. Сплетничать любишь.

— Ирис за меня отвечает, я с ней. Верите ей, верьте и мне.

— Мне одного поручительства не хватит, чтобы не думать о той репутации, которую ты себе сделала.

— И хрен с вами… — девушка дернулась, подняться из-за стола.

Староста, так как сидел рядом, задержал ее:

— Не горячись. Я всем объясняю, и Ирис тоже, что старосты не имеют права обсуждать с посторонними свой уровень. — Он обратился ко мне. — Тебе о подобном наследник сказал? Из разговоров услышала?

За столом больше всех молчали остальные старосты и Юрген. Юрген даже к чаю не притронулся, сидел через трех человек, напротив меня, и слушал. Что-то было в его лице странное и тревожное. Его словно коснулась печаль. Взглядом меня не смущал, изредка глядел в глаза, не чаще и не больше, чем смотрел на других. После этого вопроса и моего молчания он подал голос:

— Мы не посвященные, это правда. Но и не рядовые. Сбои зациклились на нас четверых не случайно, и, уверен, больше никто не попадет. Мы вплетены в эту историю кем-то… чем-то… не суть. Нам нужно знать то, что не знают остальные, я поддерживаю Ирис в этой просьбе.

— Откуда выводы?

— Аномальные сигналы. — Юрген посмотрел на меня, потом на Катарину, спрашивая разрешения. — Могу сказать?

Мне не было смысла скрывать, где я чувствую свой вызов. Я кивнула. А Катарина неопределенно повесила голову, то ли с обреченностью, то ли с безразличием.

— Я за себя скажу и за Германа. Вы знаете, его на собрания не затащить, он трех человек не выносит в помещении, не его вина. Это после травмы так у него пошло. Напали на него толпой, избили, проломили голову. Он лежал в коме несколько дней, едва выжил. Чутье пограничника проснулось у него через два года, и вызов он чувствует затылком. Мой случай — операция на сердце, с остановкой. Сигнал оттуда и идет. Девушки, вас без подробностей коснусь — солнечное сплетение и правый бок. Факт один: смерть. Мы все едва не умерли в свое время. И сигнал у нес пробивается через место, где была нарушена целостность тела.

Меня царапнуло неприятное ощущение нестыковки. Юрген смог совместить полученные знания о сигналах со своей информированностью — что его друг был при смерти, что Катарина едва не рассталась с жизнью. Все из-за того же «Красного лака», как догадываюсь. Про себя знал — тут само собой.

Но я? Нарушался логический порядок. Сигнал через солнечное сплетения я ловила с пятнадцати лет, и до этого возраста со мной бед не было. Смерть коснулась вместе с трагедией, с врачебной ошибкой и гибелью ребенка. И целостность тела… я бы ловила сигнал низом живота?

— Поэтому на пустышки кидает нас. А может, выкинет и еще куда. Мы будем готовы? Мы будем знать, как действовать во внештатной ситуации?

— Допустим, это аргумент. Один.

— Подождите. — Я поднялась с места и сходила к своей сумке, достала блокнот, принеся его в зал. Села обратно и откинула обложку: — Подойдет для второго аргумента?

Внимательно наблюдая, я успела увидеть, что старосты переменились в лице. Не удивление или недоумение — что, откуда, почему? А понимание — знают они все о значении «такого кровавого вызове», знают подробно, и потому — кто побледнел, кто чуть сразу отпрянул назад, уперевшись спиной в спинку стула. А Южный неприкрыто выражал ужас от того, что видит. Почти так же сильно, как и реагировал тогда Август в больнице.

— До наследника не дозвониться, решать нужно нам и сейчас. — Хозяин дома поднялся, кивнул коллегам. — Пойдемте, посоветуемся, а молодежь пусть пока посидит. Ждите.

Остались втроем. Катарина, едва дверь в зал закрылась, спросила:

— Меня ножом пырнули, а у тебя что? Рак?

Я заколебалась, а девушка восприняла это с обидой. Голос так зазвучал:

— Но это не честно. Вы оба про меня в курсе, даже про ранение, — злой взгляд на Юргена, — а я, типа подруга, и ваши болячки не знаю. Что у тебя с сердцем?

— Родился такой, с дырками. Заштопали в свое время, в детстве еще, операция сложная, подключали к АИК и проводили ее на неработающем сердце. Солнечное сплетение — это сильная кровопотеря.

— Юр… а время? Время не сходится. Я уже подростком на службе была.

— Не знаю, как это объяснить. Пока не знаю. — Добавил шепотом: — Ирис, что за листок?

— Я хочу, чтобы старосты просветили. Но сама поделиться историей смогу, только если Август разрешит. Я дала слово молчать.

Особенности

Хозяин дома принес к столу нарезанный лимон, коньяк, рюмки, нехитрую сырную закуску и две упаковки печенья, если кто захочет остаться с чаем.

Я прикинула — самому старшему, северному, было под шестьдесят, остальные моложе. Нас воспринимали, словно детей, потому что всегда опекали и заботились и да, из-за молодости. Двадцать шесть, двадцать пять… еще ветер в голове. Но они приняли свое решение. И я ждала открытий. Что же за великая тайна пряталась в пограничной службе, что ее нельзя было рассказывать никому? А восточный начал с вводного, как будто на лекции:

— Ходы — это инструмент. Опасный, если сунуться туда без проводника. Этого самого блокнотика, который выдается каждому пограничнику. Вы и без нас вполне угадывали, что за вещица и для чего она служит — воспринимает сигнал также, как и человек, выдает адрес, и вместе с тем тут же выстраивает мостик в пространстве между вами и тем, кому нужна помощь. Или не мостик, а тоннель, как угодно назовите. Благодаря проводнику нельзя свернуть «не туда».