Читать книгу "Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы - Павел Селуков"

К Светлане Аркадьевне Кентавр заходить не хотел, потому что и так все ясно, однако зашел. Не то чтобы в его сердце теплилась надежда, просто ему стало наплевать, а когда наплевать, куда угодно можно зайти, не то что к Светлане Аркадьевне, а вообще — далеко. Светлана Аркадьевна была в кабинете одна и выглядела грустной.

— Садись, Михаил. Я вот чего... Ты про квартиру не думай, не заберу. Я вот чего...

Кентавр удивленно воззрился.

— Вы это серьезно?

— Что?

— Квартиру не заберете?

— Не заберу. Метр кабеля, кто за такое забирает?

— А зачем же вы...

— Для порядка. Сверху наклевали, вот я и... погорячилась.

Светлана Аркадьевна тыкнула в потолок.

Кентавр задохнулся. Как же ему теперь все чинить? Да что же это...

— Погорячились?

— Погорячилась. У меня дело к тебе. Я тебе квартиру, а ты мне... дело.

— Какое еще дело?

— У тебя ведь экзема?

— Экзема.

— А у меня... Понимаешь, записалась к дерматологу, а прием только через месяц. И в интернете как-то все туманно. Ты не мог бы...

— Чего?

— Грудь мне посмотреть. Там сыпь какая-то. Вдруг экзема? Или псориаз? Или...

Светлана Аркадьевна сглотнула и докончила очень тихо:

— Рак. У меня у мамы был.

Кентавр, конечно, изумился, но согласие дал, больно уж жалкой и измученной вдруг показалась ему Светлана Аркадьевна.

— Хорошо. Я посмотрю.

— Только никому. Вообще никому, понял? А то на улицу выгоню.

— Да понял, понял. Расчехляйтесь.

— Что?!

— В смысле, показывайте грудь.

— Дверь закрой.

Пока Кентавр закрывал дверь, Светлана Аркадьевна повернула жалюзи. Ее глаза лихорадочно блестели. В кабинете воцарился легкий полумрак.

Светлана Аркадьевна расстегнула блузку и сняла лифчик. Кентавр включил настольную лампу, посветил и тут же поставил ее на место.

— У вас розовый лишай. Ангиной болели?

— Болела. Месяц назад.

— Ну, вот и высыпало. Через месяц само пройдет. Или шампунь купите. От лишая специальные продаются, в аптеке подскажут. Недельку им помоетесь, и все пройдет.

— Точно? Ты это наверняка знаешь?

— Я им по весне частенько...

— А не рак?

— Да какой рак! Рак — это шишки. А у вас никаких шишек.

— Откуда ты знаешь? Ты же не щупал.

— А вы сами, что ли, пощупать не можете?

— А если я неправильно пощупаю? Если я чего-нибудь не прощупаю и через это умру? Я так боюсь! Щупай давай!

Светлана Аркадьевна схватила Кентавра за руку и прижала ее к своей груди. Светлане Аркадьевне стукнуло сорок пять, а грудь... как бы это сказать... была помоложе. Из кабинета Кентавр вышел в таких сладких видениях, что и про раскуроченную квартиру не вспомнил. А когда пришел домой и все это увидел, то сначала расстроился, а потом впал в такой починительный раж, что целый месяц рук не покладал и был даже счастлив. А Светлана Аркадьевна через полгода все-таки умерла.

За миллиарды лет до Борисоглебской тушенки

Я существо непримечательное. Мне бы постельку узенькую, как гробик, чтоб не ворочаться понапрасну, пельменей в «будку» накидать да бабу помять раз в месяц. Я без амбиций, я очень рад самому факту своего пребывания на земле. Мне вообще чем незаметнее, тем лучше. Роблю седьмой год на Водопроводной, тушеночку тасую, исключительно счастлив. В тушеночке я спец. Курганскую, сразу говорю, не берите. Что жир, это полбеды. Без запаху жир, не шкварчит, а это уже плохо. Жир, как и всякое вещество, имеет свою суть, прожилку свою, свой аромат и послевкусие. Курганский жир не такой. В нем чувствуется человеческая подлость, подделка, некоровье происхождение. Может, его вообще из копыт вываривают, не знаю. Йошкар-Олинскую тушенку тоже не берите. Там жир первостатейный, спору нет, зато мяса маловато. Жир — навершие мяса, снега Эльбруса. А что это за красота, когда никакого Эльбруса нет, а только снега?

Одна тушенка удобоварима в Пермском крае — Борисоглебская. Я когда первый раз название прочитал, аж закурил. От воспоминаний. Борис и Глеб, они пацанами еще были, а Святополк, сука такая, уже им проходу не давал. Я Владимиру говорил — посечет Полкуша их, а он Анной своей был занят. До самой смерти ею был занят. Страшное дело — красивая баба. Ну, да чего уж теперь... Борисоглебская тушенка — она чем хороша? Во-первых, жир правильный, ароматный, во-вторых, мясо влажное, но не мокрое, а в-третьих, промежду волокон студень имеется. Студень на пустом месте не берется. Студень — душа тушенки, чтоб вы знали. Тут и умасление губное, и нюанс вкусовой, и глазу приятно. С макаронами «Макфа» такую тушенку славно по-флотски наварить и трескать до полного объедения. Но не только из-за тушенки хорошо работать на Водопроводной. У нас на складе, например, есть все продукты, угодные человеку. Масло, чай, сахар, мука, яйца, рис, майонез, пряники, конфеты, гречка, кетчуп, курица, котлеты, фрикадельки и другие менее приятные полуфабрикаты.

Если масло брать, то лучше «Альтеры» не найти. Цена-качество рука об руку идут, не вступая в противоречие. Если пряники, то лично я шоколадной «Ночкой» закусываю. После Борисоглебской рот пряниками набьешь, и такая там двусмысленность, что хоть записывай — не запишешь. Никакому словесному отображению не поддается в эту минуту состояние рта. Если же, к примеру, про чай говорить, то «Татчай» надо брать. На вид он дешев и невзрачен, а на вкус лучше «Акбара», ей-богу! Я как раз его по накладной позавчера собрал, с кладовщицей Нонной Ивановной раскланялся и на двенадцатый автобус пошел. Он по расписанию ходит, и я по расписанию хожу, чтобы нам с ним пересекаться. А лето, знаете ли. Парковый, на минуточку. Центральная улица с фонарями. Вечер пятницы. Атмосфера отдохновения вползает в ноздри. Я размечтался, конечно. Приеду домой, думаю, целую банку Борисоглебской наверну. С пряниками. А потом «Татчаем» это все дело орошу. Ниагара. Восторг.

Тут мужчина пьяный идет. Из клуба игрового вышел. Ну, как вышел — вывалился. Шатается в разные стороны и орет одиноко. Вот ведь, думаю, как он выделяется на общем фоне. Я бы ни за что не стал так выделяться. Ни к чему мне выделяться. Живу себе и живу. Пускай. А мужчина пошатался-пошатался, и как побежит на девушку, как прямо побежит — ву-ух! Не знаю, что он хотел с ней сделать, только девушка за мою спину спряталась. Очень некультурно с ее стороны. Я, конечно, понимаю, что мы с ней вдвоем на остановке, но все равно некультурно. Судьбу, даже если она неприглядна, надо с глазу на глаз принимать. Пустите, говорю, девушка! Здесь мужчина к вам! Куда там... Вцепилась в джинсовку (турецкая, между прочим) и не отпускает. А мужчина налетел и пытается девушку через меня ударить. А я смотрю — двенадцатый автобус едет. А следующего не предвидится. Получается, что, если пропущу, через город придется ехать, а это пятнадцать рублей переплаты. Плюс — куртку в любой момент могут порвать. Мужчина еще три раза в лицо мне попал. Такими темпами он и губу разбить может, а кровь, она ведь плохо отстирывается. Что ж это, думаю, Господи? Седьмой год живу, и вот нате вам... Вздохнул. Не люблю я привлекать к себе внимание.