Читать книгу "Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы - Павел Селуков"

Тем не менее квартирные дела скрашивали Кентавру жизнь. Еще более ее скрашивала мысль о собственности, ведь до заветных документов оставалось всего два месяца. Драма разыгралась в пятницу. Точнее, ее пролегомены. Во всем дальнейшем я не склонен винить Кентавра, потому что «несуны» как производственное явление появились черт знает когда. Кентавр просто играл по правилам, не особо задумываясь над их правомерностью. Скажем так, с завода тащили все. Кто краску, кто валики, кто нужные на даче железки, кто пеноблоки, кто полмешка цемента, чтобы дырку в ванной заделать, кто инструмент, а кто медные кабельки. Некоторые выносили с размахом, но таких ловили. Кентавр выносил умеренно. Бросит метровый кабелек в кузовок под ветошь, сдаст с водилой рублей за пятьсот-семьсот, да и накупит пива. Девятнадцать лет так вот приторговывал. Без жадности.

А в пятницу Кентавра Верещагина поймали. Охрана сменилась, новеньких наняли, а те решили постараться. Они ничего дурного не хотели, они хотели произвести впечатление своей ретивостью. Кентавр выезжал с завода пустым. Обычно охранники только заглядывали в кузов, но никогда не залезали, потому что лень. А тут молодой парень взял и залез. Кентавр в кабине сидел, когда его позвали. Точнее, охранник спрыгнул, открыл дверь и помахал огрызком кабеля. Кентавр сглотнул и тут же стал потеть как ненормальный. Охранник проводил его к начальнику ОМТС Светлане Аркадьевне. Светлана Аркадьевна, в смысле труда, была женщина своеобразная. Например, когда она заведовала первым производством, то могла прийти на работу в три часа ночи, чтобы проверить, посмотреть, соблюсти.

Иными словами, сунуть свой нос и дополнительно убедиться, что все идет именно так, как идти должно. Если завод мог бы воплотиться в человека, заиметь сердце, губы, глаза и прочие атрибуты, Светлана Аркадьевна бросила бы детей и мужа и пошла бы за этим принцем хоть на край света — так она любила родное предприятие. Сказать, что поступок Кентавра ее потряс, это не сказать ничего. Поэтому утром понедельника Кентавр пошел на дисциплинарное собрание. Он был наряден и мрачен. Он думал, что его лишат премии, или заставят перерабатывать, или снимут с почетной доски возле проходной. Лучше уж премия, думал Кентавр, шагая сосновым лесом на завод. Или переработка. На доске фотография хорошая. Будто и не «бабонька». На Алена Делона чем-то похож. Или на Бельмондо. Где-то между. Порода.

Дисциплинарное собрание проходило в кабинете Светланы Аркадьевны. Там была комната для переговоров, довольно вместительная, с кожаными пухлыми креслами, длинным столом и жалюзи. Когда Кентавр вошел, там уже сидели его коллеги: Тимоха, Вано, дядя Гриша, Самвел, Чупа и Самокат. Во главе стола, на княжеский манер, прямая, как мачта, сидела Светлана Аркадьевна. Она и начала:

— Садись, Михаил.

Кентавр сел и сложил руки на груди. Светлана Аркадьевна обратилась ко всем:

— Мы здесь собрались, потому что в пятницу Михаил Верещагин украл с завода медный кабель.

Тимоха, Вано, дядя Гриша, Самвел, Чупа и Самокат сделали лица. Тимоха воскликнул:

— Миша, как ты мог?

Дядя Гриша крякнул. Самвел качал головой. Вано смотрел в окно. Чупа и Самокат играли бровями. Все они тоже предостаточно украли с завода, в том числе и в пятницу, но квартир своих еще не отработали и поэтому даже сочувствующих взглядов на Кентавра не бросали.

Довольная общей реакцией, Светлана Аркадьевна продолжила:

— Я хочу тебя послушать, Михаил. Объясни нам, зачем ты это сделал?

Кентавру вопрос показался нелепым. Он это сделал, потому что так делают все. И из-за денег, конечно. Но главное — потому что все. Тут ему отказало чувство самосохранения. Я бы рекомендовал Кентавру ссылаться на болезнь и нехватку денег на лекарства. Даже производственную женщину можно растрогать таким мотивом. Но Кентавр сказал, что было.

— Пиво хотел вечером попить, вот и взял.

Светлана Аркадьевна вскинулась:

— Из корысти, значит. Ради одной наживы...

— Не ради одной. Все несут, и я несу. Всегда ведь все несли, чё тут такого?

— Кто — все? Я лично не несу.

Тимоха, Вано, дядя Гриша, Самвел, Чупа и Самокат энергично закивали и посмотрели на Кентавра недружелюбно.

— Давай конкретно. Кто еще ворует с завода? Ты сказал — все. Кто — все?

Кентавр вздрогнул — его пнули под столом.

— Это я просто так сказал — фигура речи.

К этому времени Кентавр совсем сконфузился и стал распространять запах. Запах был действительно гнусным и только набирал обороты.

— Просто так? У тебя, Михаил, все просто так. Просто так кабель взял, просто так заводчан оговорил, просто так лишился квартиры...

Сначала Кентавр подумал, что он ослышался. Когда же до него дошла суть, он побелел и заблеял:

— Вы не можете... Мне два месяца... Я не дам!

— Чего ты не дашь? Я костьми лягу, чтобы ты квартиру не получил. И вас это тоже касается!

Светлана Аркадьевна обвела коллектив грозным взглядом.

— Еще раз... Хоть кто... Сразу... на воздух. Такого в трудовой понапишу — в дворники не возьмут. Ясно?!

Тимоха, Вано, дядя Гриша, Самвел, Чупа и Самокат страстно закивали. Кентавр был безутешен. Он был действительно немного ребенком. Такой характер часто случается у людей огромных и физически сильных. Кентавр закрыл глаза ладонью и заплакал со всхлипами. Он как бы трясся, отчего тряслась его грудь под черной футболкой и безмерное пузо. Он поверил Светлане Аркадьевне и в одну секунду пережил страшную потерю. Девятнадцать лет по годочку, люстра из пола, каждая плиточка, со вкусом подобранные обои, все на свете, все усилия, сладость крепостных стен решительно пошли прахом. Мужики на него не смотрели.

А Кентавр расплакался и забубнил:

— Я искуплю... У меня ковролин... Цветочки, это самое... Лоджию покрыл... Не лишайте... Мне некуда... Батя «бабонькой» обзывает... Я нечаянно... У меня по болезни... Помутилось от весны...

Светлана Аркадьевна улыбнулась.

— Знаю, что больной. И помутиться могло. Ладно. Иди работай и думай над своим поведением. Завтра зайдешь, еще поговорим.

Заводоуправление Кентавр покинул в состоянии грогги. Весь день у него все валилось из рук. Даже баллоны с кислородом, которые надо было везти на заправку в Закамск, и те как следует перевязать не смог. Один чуть из кузова не выпал, так они там вихлялись. К вечеру Кентавр вполне уверился в могуществе Светланы Аркадьевны.

А после трех бутылок пива он и вовсе положил дело решенным и проникся такой злобой на себя самого и все свои усилия, что буквально сокрушил квартиру. Сломал люстру из пола, распинал аптекарский столик, соскреб обои ножом. А когда выпил водки, разломал молотком плитку в ванной и посек топором кухонный гарнитур, потому как нет в нем никакого смысла без квартиры. А утром пошел на работу. Тут любопытный психологический момент. Спустил человек пар и дальше зажил привычным образом, как бы заново покоряясь инерции. Это как смертельно больные люди, узнав диагноз, продолжают жить точно так же, хоть и знают сроки отбытия.