Читать книгу "12 правил жизни. Противоядие от хаоса - Джордан Питерсон"

Когда наши дети были маленькие и мы брали их в ресторан, они вызывали улыбки. Они аккуратно сидели за столом, вежливо ели. Они не могли держаться так долго, но и мы не держали их там весь день. Когда они начинали дергаться, просидев 45 минут, мы знали: пора уходить. Это было частью сделки. В местных кафе нам говорили, как здорово видеть счастливую семью. Мы не всегда были счастливы, и наши дети не всегда себя правильно вели. Но они вели себя так большую часть времени, и было здорово видеть, что люди так позитивно реагируют на их присутствие. Это было действительно хорошо для детей. Они могли видеть, что нравятся людям. Это укрепляло их хорошее поведение. Это было для них вознаграждением.

Людям действительно будут нравиться ваши дети, если вы дадите им шанс. Это я понял, как только у нас появился первый ребенок, наша дочь Микейла. Когда мы везли ее в маленькой коляске по рабочему кварталу во французском Монреале, суровые с виду и крепко пьющие лесорубы притормаживали и улыбались ей. Они говорили «ку-ку!», усмехались, корчили рожицы. Когда смотришь на людей, которые так реагируют на детей, это воскрешает веру в человеческую природу. И все это усиливается, когда ваши дети оказываются на публике. Чтобы убедиться, что такое случается, вы должны дисциплинировать детей заботливо и эффективно. А чтобы действовать так, вы должны кое-что знать о вознаграждении и наказании, а не убегать от этих знаний.

Устанавливать отношения с сыном или с дочкой, помимо прочего, значит узнавать, как маленький человек отвечает на дисциплинарное вмешательство и когда вмешиваться эффективно. Очень легко повторять клише, такие как «Нет оправдания для физического наказания» или «Бить детей — значит просто учить их бить других». Давайте начнем с утверждения: нет оправдания для физического наказания. Во-первых, стоит отметить широко распространенное и разделяемое многими мнение, что некоторые формы дурного поведения, особенно те, что связаны с воровством и насилием, плохи, и за них должны следовать санкции. Во-вторых, мы должны заметить, что почти все эти санкции включают наказание во многих его психологических и более прямых физических формах. Лишение свободы причиняет боль, по большому счету близкую к боли от физической травмы. То же самое можно сказать и о социальной изоляции, включая перерыв в общении. Мы знаем это на уровне нейробиологии. Те же самые области мозга обеспечивают ответ на все три действия, и все смягчаются одним и тем же классом наркотиков — опиатами105. Тюрьма — это именно физическое наказание, особенно одиночное заключение, даже если никакого насилия внутри не происходит. В-третьих, мы должны заметить, что некоторые неправильные действия нужно остановить эффективно и немедленно, чтобы не случилось чего похуже. Каково подходящее наказание для ребенка, который не прекращает втыкать вилку в розетку? Или для ребенка, который хохоча носится по переполненной парковке супермаркета? Ответ простой: любое, которое быстрее всего его остановит, в разумных пределах. Потому что альтернатива может быть фатальной.

Это вполне очевидно в случае с парковкой или магазином. Но то же самое относится и к социальной сфере, и это переносит нас к четвертому пункту оправданий физического наказания. Наказания за плохое поведение становятся все более суровыми, по мере того как дети взрослеют. Непропорционально много детей остаются несоциализированными к четырем годам и в итоге оказываются наказаны обществом в юности и раннем взрослом возрасте. Многие из этих непринужденных четырехлеток, в свою очередь, были чрезмерно агрессивными по своей природе в двухлетнем возрасте. По статистике, они охотнее, чем их ровесники, пинались, били, кусались и отбирали у других игрушки (впоследствии это становится воровством). Сюда входят около пяти процентов мальчиков и гораздо меньший процент девочек106. Бездумно повторять заклинание «Нет оправдания физическому наказанию», помимо прочего, значит способствовать заблуждению, что дьявольские подростки волшебным образом вылупляются из некогда невинных маленьких ангелов. Вы оказываете своему ребенку медвежью услугу, если игнорируете его дурное поведение, особенно если он или она по темпераменту агрессивны.

В-пятых, придерживаться теории «Нет оправдания физическому наказанию» значит, что слово «нет» можно эффективно адресовать другому лицу в отсутствие угрозы наказания. Женщина может сказать «нет» сильному, нарциссичному мужчине только потому, что есть социальные нормы, закон и государство, которые ее прикрывают. Родитель может сказать «нет» ребенку, который хочет съесть третий кусок торта, поскольку он больше, сильнее и более способный, чем ребенок, а к тому же его авторитет тоже прикрывают закон и государство. «Нет», если проанализировать это слово до конца, всегда значит «Если ты продолжишь это делать, с тобой произойдет что-то, что тебе не понравится». Иначе это ничего не значит. Или, что хуже, это значит «еще одно бессмысленное словечко, которое бормочут не заслуживающие внимания взрослые». Или, еще хуже, «все взрослые бесполезные и слабые». Это особенно дурной урок, ведь каждому ребенку предначертано стать взрослым, и большинству вещей он учится без лишней боли, поскольку эти вещи даются ему взрослыми. Чего ждать ребенку, который игнорирует и презирает взрослых? Зачем ему вообще вырастать? Тут вспоминается история Питера Пэна, который думает, что все взрослые — это вариации на тему Капитана Хука, тираничные и напуганные собственной смертностью (представьте себе голодного крокодила с часами в желудке).

Единственный вариант, когда «нет» значит «нет» в отсутствие насилия — когда это слово говорится одной цивилизованной личностью другой цивилизованной личности.

А что на счет идеи, что «бить ребенка значит просто учить его бить других»? Прежде всего — нет, это неправильно. И тут все очень просто. Для начала «бить» — это очень неудачное слово, чтобы описать дисциплинарное действие эффективного родителя. Если бы это слово тщательно описывало всю шкалу физического воздействия, тогда не было бы разницы между каплями дождя и атомными бомбами. Для всех, кроме тех, кто добровольно слеп и наивен в этом вопросе, важны сила и контекст. Каждый ребенок знает разницу между укусом злой, не спровоцированной собаки и собственного питомца, когда тот пытается игриво, но неосторожно отобрать косточку. Насколько силен удар и почему он произошел — эти вопросы нельзя игнорировать. И момент, который является частью контекста, тоже имеет критическое значение. Если вы шлепаете своего двухлетку пальцем, после того как он стукнул крошечную девочку по голове деревяшкой, он поймет связь, и ему будет меньше хотеться стукнуть девочку снова. Это хороший результат. Он уж точно не сделает вывод, что стоит бить ее снова, основываясь на щелчке материнского пальца. Он не тупой. Он просто завистливый, импульсивный и не слишком искушенный. И как еще вы собираетесь защищать его младшую сестру? Если вы дисциплинируете его неэффективно, младенец будет страдать. Может быть, это страдание продлится годы. Травля продолжится, потому что вы не хотите принять пустячную меру, чтобы его остановить. Вы будете избегать конфликта, который необходим, чтобы установить мир. Вы будете смотреть на это сквозь пальцы. А потом, когда ваш младший ребенок будет с вами спорить (возможно, он уже будет тогда взрослым), вы скажете: «А я не знал, что происходит». Но вы просто не хотели знать, вот и не знали. Вы просто отказывались от ответственности за дисциплину и оправдывали происходящее, продолжая вести себя мило. Внутри каждого пряничного домика есть ведьма, которая пожирает детей.