Читать книгу "Мое особое мнение. Записки главного редактора «Эхо Москвы» - Алексей Венедиктов"

Аннексия Крыма, война в Донбассе, участие в войне на территории Сирии – это приметы процесса поиска идентичности, попытка найти ответ на вопрос, чем стала Россия в современном мире, каково ее место как наследницы Российской империи и Советского Союза. Эти поиски активизировались в 2011–2012 годах, поскольку в мире в целом усилились противоречия. Прежние границы стираются, каждое государство ищет свое место, и, что важно, почти каждая страна смотрит в будущее, а не в прошлое. Исключение представляет, возможно, Евросоюз как целое, но это не государство.

Так что акциями в Крыму и Донбассе Москва не только хочет показать, что Украина остается российской сферой влияния, от которой НАТО следует держаться подальше. Такие действия – только инструмент. Владимир Путин хочет вернуть международный уклад, который опирался на договоренности из Ялты и Потсдама. Российский президент убежден, что такая модель делает мир более безопасным, поскольку державы делятся в нем друг с другом ответственностью и контролем. Советский Союз в прошлом брал на себя ответственность за Донбасс и всю Украину. То, что происходит в этой стране сейчас, создает дисбаланс в международных отношениях. И, согласно этой логике, как бы смешно это ни звучало, Путин стремится вернуть равновесие.

Должное мироустройство, каким оно представляется Владимиру Путину, – это мироустройство холодной войны. Есть враги (НАТО, Запад) и есть друзья-союзники (Восточная Европа, союзные республики). Есть историческая роль Советского Союза освобождать угнетенные народы. Мир стабилен лишь потому, что две великие державы – СССР и США – после Второй мировой разделили сферы влияния. Но как только снесли Берлинскую стену, все пошло не так, началась свистопляска с ближневосточным кризисом, терроризмом и миграцией в Европу.

Путин уверен, что восстановление ялтинско-потсдамской системы с зонами ответственности – это хорошо, а в рамках перезагрузки отношений с США (до 2004–2005 года) ему было некомфортно. Новая внешняя политика России – путь к восстановлению не СССР, а зон влияния России, за счет чего страна может вернуть себе былой вес (и неважно, какая у нас экономика). Вот вам, кстати, и основа новой имперской идеи.

Сегодня основная внешнеполитическая идеологема, которую так или иначе транслирует команда Владимира Путина, – это защита так называемого русского мира, который каждый трактует по-разному. В понимании «брежневских офицеров» входит в него не только Осетия и Абхазия, не только Украина (Путин еще в 2007 году рассуждал о том, что по совести – Крым наш), но и Сирия, откуда есть пошло «наше православие». И это вещь опасная.

Прибалтика же – это другой мир, не русский, и Путин это понимает, он внимательно читал секретные папки 39–40-х годов. Но в отношении Латвии, Литвы и Эстонии всплывает другой важный фактор – понятие колонии как территории, куда сначала приходит военная администрация из центра, потом там создается согласованная гражданская администрация, потом колония экономически развивается для работы на метрополию, а завершается привязка культурным проникновением. Все эти признаки в Прибалтике были. А поскольку сегодня имперская политика строится именно на этой надстройке, то зоной интересов «метрополии» можно объявить любую бывшую «колонию». И когда мне про Латвию говорят «этого не может быть», я отвечаю: да, не может, как и с Крымом.

В этом смысле самая большая опасность сосредоточена на линии соприкосновения двух «империй». Увы, огромную роль тут играют случайности. Достаточно истории, подобной самолетам, сбитым над Донбассом и на границе с Турцией, – и кризис отношений выйдет на новый опасный виток. Ведь есть много желающих поживиться на таком развитии событий. Бесконечное бряцание оружием на границе чревато последствиями: ружье висит – должно грохнуть. Вот летел наш парень в 9 метрах над морем, а летел бы в 6–7 – поломал бы мачту корабля НАТО, а у тех приказ… И тогда как удобно будет вспомнить: а ведь и в Латвии тоже живут-страдают русские люди, а «фашистская» полиция «бьет» наших под Даугавпилсом. Разве это настолько невероятный сценарий? Речь идет не о расширении территории, а о возникновении стойкого постимперского синдрома как замещения тягот повседневной жизни: раньше мы тоже были бедные, но сильные, и поэтому нас уважали, надо вернуть уважение, пусть даже через применение силы.

Когда Европа выступила единым фронтом против России, как должна была отреагировать последняя? Раскачать обстановку, поддерживать внутри каждой страны тех, кто может переключить внимание с русско-украинского конфликта на внутренние проблемы. Придут ли такие популисты к власти и осуществят ли то, что наобещали? Тут все зависит от силы инструментов демократии в каждой конкретной стране: независимый суд, разделение власти, сила парламента… В России, увы, монополия на политику. В Венгрии и Польше эти институты оказались слабы – вот вам Орбан и Качиньский, которые действуют по российской кальке.

Отсюда и стремление стран Балтии в НАТО. Безусловно, 5-я статья, предусматривающая защиту любого члена НАТО, на которого совершено нападение, и военный договор с США – сдерживающий момент для возможных инцидентов. Ведь не идиоты сидят у нас вокруг президента или в Генштабе. Все десять раз подумают, прежде чем начать что-то.

Притом что для США вплоть до самого последнего времени Россия была далеко не в центре внимания. Для них Россия и Украина – не более чем инструменты для достижения своих целей, обеспечения безопасности США. Путин за них воюет в Сирии, а Украина сковывает прыть России. Американцы – очень прагматичный народ. Есть у нас и общие враги: исламский терроризм, новые эпидемии, киберпреступность – по этим вопросам худо-бедно сотрудничество идет.

Но США далеко, а те страны, что рядом, реально опасаются потенциальной российской агрессии. Более 70 % поляков считают, что Россия представляет для них военную угрозу. А с точки зрения Кремля, Польша – это плацдарм Североатлантического альянса, который тот использует для агрессивных действий против России. В Польше развивают инфраструктуру НАТО, строят противоракетную систему, там появится больше натовских солдат. Я, однако, полагаю, что поляки могут не бояться российских танков. Если кому-то и стоит опасаться, то странам Балтии. Напомню, что основная идея Путина – защита «русского мира», а в Польше его нет. Он есть на Украине, есть в Грузии, Латвии, Эстонии и Литве, но не в Польше. Непосредственного столкновения между Польшей и Россией, я думаю, не произойдет.

Путин понимает, что, поддерживая крайне правые националистические и сепаратистские партии, как, например, в Каталонии, он ослабляет единство Европы. А единство Европы состоит в том числе в противостоянии Российской Федерации по санкциям. Путину нужно сломать это единство. На мой взгляд, это совершенно очевидно, и наблюдательные люди видят это давно. Это абсолютно никак не связано с идеологией. Были бы крайне левые, которые могли бы сломать европейское единство, – поддержим и крайне левых. А тут понятно, что крайне левые слабее крайне правых.

Я никогда не соглашался с теми, кто сбрасывает со счетов вероятность Большой войны. Она, к сожалению, более чем возможна. Не потому, что Путин ее начнет, а потому, что слишком многие хотят этим воспользоваться. Путину недостаточно избраться – даже с заветным показателем чуть выше 70 % (допустим, 71,2 – какая приятная, достоверная цифра!). Ему нужна любовь. Любовь иссякает – ее прилив после Крыма был достаточно долговечным, но нужны новые стимулы. Танковый рейд на Киев – чем плохо? Сейчас стрелять никто не хочет, но случись что – и Порошенко тоже не прочь объединить вокруг себя людей. Тем более что в сознании Путина война идет. Он человек своей прослойки, офицер КГБ эпохи позднего Брежнева, он уверен, что все хотят нас схарчить, и для него холодная война не заканчивалась никогда. Не с Украиной Путин воюет в Донбассе, а с Соединенными Штатами.