Читать книгу "Дезире - значит желание - Барбара Картленд"

С такими лошадьми, как эти? — спросила Корнелия с ноткой благоговейного страха, когда увидела четырех черных арабских лошадей, впряженных в экипаж, присланный великим князем.

— Может быть, еще лучше, чем эти, — похвасталась Рене, зная, что хорошие лошади производят на Корнелию большее впечатление, чем самые дорогие украшения.

Они сели в карету, которая понеслась по Елисейским Полям с почти пугающей скоростью.

— Вы всегда ездите так быстро? — спросила Корнелия.

— Иван всегда спешит, — засмеявшись, ответила Рене. — Но у него непревзойденные кучера, и нам нечего бояться.

Корнелия чувствовала, что ей не может не понравиться человек, у которого такие великолепные лошади. Ее предчувствие оправдалось: когда она увидела великого князя, то сразу поняла, — еще до того, как они обменялись рукопожатиями, — что он именно такой человек, каким она его себе представляла по рассказам Рене.

Это был высокий мужчина чрезвычайно представительного вида, с проглядывающей на висках сединой, с аристократичными чертами лица и длинными чуткими пальцами художника. Однако ничто в нем не говорило об изнеженности или недостатке мужественности. Глаза его сверкали, а улыбка, раздвигавшая красиво очерченные губы, была открытой и доброжелательной.

Вилла князя, расположенная в Буа, впечатляла и своими размерами, и интерьером, и стилем жизни. Когда они вошли в большой мраморный холл, увешанный гобеленами, великий князь спустился к ним по лестнице в сопровождении двух огромных борзых, и это выглядело так, словно он сошел с иллюстрации к какой-нибудь русской сказке.

Он сразу подошел к Рене и, взяв ее руки в свои, нежно поцеловал обе ладони, а потом, когда она поднялась из низкого реверанса, наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я скучал по тебе, любимая, — сказал он по-французски с глубокой искренностью.

Потом он повернулся к Корнелии, которая присела в реверансе.

— Мы с вами встречались, Рочемптон. — Великий князь улыбнулся. — Я очень рад, что сегодня вы будете моим гостем.

Когда с формальностями было покончено, он повернулся к Рене и сказал с ноткой возбуждения в голосе, показавшись вдруг очень молодым: . — У меня для вас сюрприз, идемте же!

Он провел их через дом и вывел на балкон. Рене и Корнелия вскрикнули от восторга: вместо сада у их ног расстилалось большое озеро. Везде была вода, как будто они из Франции перенеслись в Венецию. У каменных ступеней ждала гондола, готовая переправить их через водную гладь туда, где была построена площадка. Столбы из розового мрамора, изысканные венецианские драпировки, трепещущие в небе флажки создавали фон для возвышения, на котором стоял их обеденный стол. Вокруг самого озера на золоченых столбах были развешаны огромные гирлянды.

Вода была усыпана цветами: розовые и белые водяные лилии покачивались на серебристой ряби озера.

— Спасибо, мой дорогой, — тихо сказала великому князю Рене. — Это удивительно.

Похвала была намеренно сдержанной, но князь, видимо, понял.

— Я даже не представляла, что может быть так красиво! — воскликнула Корнелия, обращаясь к герцогу.

— Я тоже не видел ничего столь прекрасного, — отозвался он. Но при этом герцог смотрел на нее, и Корнелия покраснела, когда поняла, что он имел в виду.

Слуги, одетые по-венециански, помогли им сесть в гондолы на мягкие атласные подушки.

— Если это похоже на Венецию, то мне очень хотелось бы ее увидеть! — мечтательно проговорила Корнелия, когда их с герцогом гондола отчалила от ступеней.

— Когда-нибудь я вас туда свожу, — пообещал герцог.

Она немного грустно покачала головой, но он настойчиво повторил сказанное.

— Я повезу вас туда в мае — это время для влюбленных, когда днем жарко, а ночами прохладно, и согреть могут только объятия любви. Тогда я научу вас новым способам любви, моя милая крошка.

Корнелия отвернулась и постаралась принять строгий вид, но сегодня она не могла на него сердиться.

Обед на четыре персоны был подан за длинным столом, накрытым золотой скатертью и освещаемым огромными красными свечами в дивных золотых канделябрах.

Сначала они много смеялись и разговаривали — великий князь оказался очень остроумным человеком. А еще Корнелия по-новому увидела Рене: ее остроумие не уступало остроумию великого князя, но в то же время она оставалась обворожительной в каждом своем слове, в каждом жесте. Корнелия зачарованно наблюдала за этой удивительной женщиной, столь хорошо владеющей искусством быть привлекательной.

Послышались низкие ритмы гитары и серебряная мелодия скрипки — цыганская музыка! Она неслась над водой, вызывая в душе Корнелии странный отклик. Она вдруг почувствовала себя привольно и весело, ей хотелось танцевать, хотелось, чтобы все чувства вплелись в эту волшебную мелодию, стали ее частью.

Герцог отодвинул свой стул и, заставив Корнелию встать, увлек ее в сторону от стола, ближе к кромке воды. Туда не доходил свет свечей, и Корнелия почти не видела его лица, но догадывалась, что он смотрит на ее губы.

— Все это так чудесно, — с легким вздохом сказала она.

— И вы тоже, моя дорогая, моя красавица.

— Вы так думаете потому, что сегодня все пронизано волшебством.

— Я так думаю уже очень, очень давно, — ответил он. — Так что сегодняшний вечер тут ни при чем, если не считать того, что мы здесь вместе и одни.

Что-то в его голосе пробудило в ней инстинктивный страх. Она оглянулась на стол. Великий князь и Рене тоже исчезли, потерялись среди теней.

— Да, мы одни, — сказал герцог, словно читая ее мысли. — Вы меня боитесь?

— Нет, не вас именно, — ответила Корнелия, стараясь найти слова, чтобы объяснить странность охвативших ее чувств. — Просто эта музыка, темнота и… да, и вы тоже.

— Моя дорогая маленькая глупышка, зачем вам бороться со мной? — спросил герцог. — Вы любите меня — я знаю, что любите. Я видел это в ваших глазах. Я чувствовал это у вас на губах. Вы меня любите, но не хотите этого признать, вы упрямо продолжаете сражаться против того, что сильнее нас обоих.

— А если бы я перестала сражаться? — спросила Корнелия.

Едва она успела произнести эти слова, как музыка стала еще неистовее, еще исступленнее. Мелодия взлетала и падала, наступала и отступала, и каждый раз казалось, что она лишает ее еще одной крупицы силы, еще одной частицы решимости. Она чувствовала, что больше не может бороться, не может сопротивляться зову сердца, бьющегося в такт этой колдовской цыганской музыке.

Она любит этого человека, любит все сильнее, и, когда он обнял ее за плечи и повел к павильону, что находился у них за спиной, у нее больше не осталось сил сопротивляться.

Он отдернул шелковый занавес, и они оказались в павильоне. Цветы покрывали стены, потолок и огромный диван, который толстым слоем устилали лепестки роз. Лепестки также медленно сыпались с крыши, подобно снежинкам, на мгновение становились прозрачными, попадая на свет, а затем терялись среди других, уже лежавших ковром на полу. ,