Читать книгу "Папина жизнь - Дэйв Хилл"

Я был полностью сокрушен. Бланк ее адвоката выглядел еще дороже, чем у моего.

…Как вам, возможно, известно, миссис Пиннок является единственным носителем родительской опеки над детьми и, следовательно, по закону имеет право решить, что ношение ее новой фамилии вернее всего соответствует интересам детей…

И дальше адвокат напирал на то, что Дайлис считает «логичным» присвоить детям ту же фамилию, что носят оба их «взрослых опекуна». Письмо кончалось заверением, что миссис Пиннок сожалеет о доставленных ею огорчениях, но «при всех обстоятельствах» поступила так, как сочла правильным.

И вот все эти бомбы без конца рвались у меня в голове, томящейся под лосиными рогами, пока я стоял и боялся разоблачения. И как такая эскапада прозвучит в суде?

«Мой клиент допускает, что случай с лосиным костюмом, хм, несколько вышел за рамки, но он просил бы Вашу Честь признать, что он был в то время в весьма сокрушенном состоянии».

Я с ума сходил, что ли? Мне так не казалось, хотя сумасшедшие вроде бы никогда не думают, что они сумасшедшие. Обманывал ли я жену? Да. Я не рассказал Анджеле про костюм лося, сказал только, что собираюсь появиться на спектакле без ведома Криса с Дайлис. Анджела сидела дома с Эстеллой и тревожно ждала моего возвращения. Костюм я держал в машине и переоделся тайком, скрывшись за стенкой.

Был еще и третий вопрос. Растравлял ли я специально свою рану, нанесенную сменой фамилий? Когда-то мне было практически все равно, будут ли Глория, Джед и Билли носить фамилию Стоун. Они могли бы называться Дэй. Да хоть Снодграсс, хоть Смит, хоть Джоунз, — я бы не стал любить их меньше. С такой точки зрения, неважно, какая у них фамилия. Однако сейчас это все-таки было важно. Выпад Дайлис казался мне грубым надругательством над драгоценными отношениями с детьми, которые я с таким трудом сумел сохранить. Еще я чувствовал в этом поступке угрозу: мол, я мать, деторождение предназначено мне самой природой, и я жена богатого человека, и в моих руках родительская власть, и я делаю что хочу.

По лосиному лбу тек пот и стекал на лосиную шею и лосиную грудь. Я заволновался, смогу ли обратно стать человеком. На сцену тем временем вышел детский хор. Наконец я увидел сияющую Глорию в первом ряду. Она глянула на меня — на меня все глядели, — затем махнула рукой в другую сторону — конечно же, Крису с Дайлис. Я с гордостью смотрел на Глорию, которая вместе с другими пташками пела «Тихую ночь». Началась традиционная рождественская пьеса. Раздались хлопки, засияли вспышки камер. И вот — чу! — вышел Джед с табличкой:

И вдруг пастухи увидели яркий свет в небесах. Они смертельно испугались…

Испуганные пастухи бодро свалились на пол. И тут раздался другой голос, громкий, — голос Билли:

— НЕ БОЙТЕСЬ! Я ПРИНЕС РАДОСТНУЮ ВЕСТЫ ПРО МЛАДЕНЦА В ЯСЛЯХ!

Зрители расхохотались. Билли блаженно заулыбался. Его ангельский костюм с крыльями из фольги переливался яркими цветами. Под мышкой Билли сжимал пластмассовую арфу.

Пора было убираться. Хватит с меня. Я выскользнул из зала и понесся к машине — скорее домой. И плевать на свист прохожих. В конце концов, мне нужно переодеться. Попробуйте надеть лосиный костюм. А потом попробуйте стать безумным папашей в лосином костюме с лосиной головой в руках.

Глава 21

Я смотрел из окна и видел, как Глория выходит из парадной двери и направляется одна в салон Синди. Парни оборачивались на нее, когда она проходила мимо. Они видели карие глаза и изгибы девичьего тела, откровенно выступающие из-под девчачьего облика. Я их тоже видел, и с болью чувствовал отчуждение. Дело происходило в пятницу днем, вскоре после Рождества. Глория вернулась из Маминого Дома, словно управляемая ракета с боевым зарядом.

— Ау, Глория!

— Да, папа?

— Как приятно, что ты дома.

— У меня, между прочим, два дома.

— Ладно тебе. Сама понимаешь, о чем я.

— Да, понимаю, и ничего тут нет хорошего.

Так, это мне урок — впредь буду радоваться, что она у меня дома. Второй урок — пока что жизнь на два дома была для нее вполне хороша, но теперь дочка разрывается на части. И, видимо, я приложил к этому руку.

— Глория, я знаю, тебе не хочется об этом говорить, и мне не хочется тебя заставлять, но…

— Что но?

Я пошел за ней в ее комнату и усадил рядом, на пол. На кровати и кресле громоздились мягкие игрушки и одежда. Стены закрыты плакатами: дельфины и поп-звезды. Они все улыбались, в отличие от нас с Глорией.

— Я просто хочу, чтобы ты понимала, почему я думаю, что мама поступила скверно.

— Мама так не считает. Она думает, что так будет лучше.

— Она тебе объясняла, почему так лучше?

— Нет, но…

От меня не укрылась боль в голосе, страдальческая гримаса. Глория смотрела в сторону. Я взял ее за руку.

— Прости меня, Глория. Прости меня. Я не прошу тебя вставать на чью-то сторону, но хочу объяснить, как это все выглядит с моей стороны. Я не знаю, что заставило Дайлис так поступить. И разве ты не видишь, что я боюсь ее дальнейших планов.

— Ничего она не планирует!

— Да? Откуда ты знаешь?

— Не планирует, и все!

— Глория, она поступает неправильно.

— Не нужно так говорить! Она моя мама!

— Это не значит, что она всегда права.

— Я знаю, знаю, знаю! Пожалуйста, не заставляй меня больше говорить об этом!

Я знал, что в один прекрасный день Глория отвернется от меня. Не такой я был дурак, чтобы думать, что она навсегда останется моей малюткой и будет засыпать у меня на плече, пока добровольцы из «Новой квартиры» изображают счастье при виде выкрашенной в бордовый гостиной, или команда «Сухопутных войск»[20], сияя, предъявляет ошеломленному домовладельцу великолепную траву, скошенную сенокосилкой. Но я и вообразить не мог, что ее рывок в независимость будет таким тяжелым и темным. Я воображал, как она потихоньку отойдет подальше от меня, а когда окончится пора созревания, наша дружба восстановится. Но меня разъедала тревога касательно заговора Криса и Дайлис, и эта тревога отбрасывала постоянную тень сомнений. В пустяковых стычках мне виделись зловещие предзнаменования. В легчайших толчках я усматривал знаки надвигающегося землетрясения.

— Глория! Ты там в ванной растворишься, если будешь еще сидеть!

— Извини, пожалуйста! Я только что вошла!

— Ты там уже полчаса сидишь!

— Это немного!

— Я за это время три раза бы успел помыться.