Читать книгу "Дороги богов - Галина Львовна Романова"

— Но он же…

— Он сам выбрал свою дорогу, — возразил Ведомир. — На нашу землю пришла беда — его услышит Перун и даст нам помощь. Это — главное. И каждый жрец должен быть готов к такому.

Зарница хотела сказать еще что-то, но Ведомир уже отвернулся и стал подниматься наверх.

Ладогу окружали осторожно, следя, чтобы викинги раньше времени ничего не заметили. Леса, примыкавшие к городу мало не вплотную, помогали дружинам. А со стороны Нево-озера шли другие — остатки Будимировой дружины и бывалые охотники из числа простых людей вошли в воду и плыли под водой, дыша через полые камышинки, прикрывались плавучими охапками рогоза. На это опасное дело пошли, как давеча на жертву Перуну, только добровольцы — викинги наверняка стерегли драккары, хоть и вытащенные на мелководье. Они могли заметить нападавших и поднять тревогу. А тем было нужно незаметно пробраться в город и отворить ворота, сняв с них охрану.

Первые головы с прилипшими ко лбам волосами поднялись из воды у самых бортов. Свой, родной, водяной не выдал — не плеснув водой, несколько человек крадучись выбрались на мелководье. За ними шли другие, на ходу из охапок рогоза вынимая припрятанные в них и сохранившиеся сухими пучки стрел — тетивы на луках были непромокаемые, и те пронесли под водой.

На берегу горели костры, над которыми тенями маячили сторожа. Еще несколько урман прогуливались вдоль берега, почти неотличимые от ночного мрака, да на драккарах наверняка оставались люди. Поэтому нападавшие немного помедлили, озираясь. Несколько человек подобрались к драккарам, подтянулись через борта — нет, тихо. Перед рассветом у сторожей всегда ослабевает бдительность.

Луки поднялись, натягиваясь, одновременно. Каждый видел свою цель, каждый держал на прицеле урмана, и, когда послышался тихий свист старшого, стрелы вырвались разом, кучно, и также разом упали многие из тех, кто стоял или сидел.

Оставшиеся в живых повскакали, кто-то закричал, привлекая внимание, но полетели новые стрелы, и крик оборвался. С оставшимися схватились выбравшиеся из воды под прикрытием стрел засадные.

Пока они добивали охрану, лучники не мешкая двинулись наверх, к наружней стене Ладоги. Ворота были закрыты, но все добровольцы были ладожанами, многие были княжескими дружинниками и знали, где можно незаметно проникнуть в город, пользуясь тайными ходами. Урмане про них наверняка ничего не ведали. Ходы начинались на высоком берегу Нево-озера и над впадающим в него Волховом в зарослях, а завершались в нижних клетях крепостной стены.

Кроме стражи у кораблей, большинство урман отсиживалось в детинце, на бывшем княжьем подворье и в хоромах его ближних бояр и советников. По городу расселились немногие и чаще всего ватагами — конунг Готфрид до сих пор опасался словен.

Он понял, что дождался, когда его среди ночи потревожил шум и голоса. Бывалый воин, конунг пробудился мгновенно. Юная словенка-рабыня, которую он взял для утех, испуганно пискнула и метнулась прочь, как мышь, — викинг не смотрел на нее. Вскочив, он привычно торопливо одевался.

— Конунг, конунг! — звали голоса. — Тревога! Русы!

Он уже знал — на стене детинца трубили рога, поднимая воинов. Двери в его покои распахнулись, когда Готфрид уже был одет и разбирал доспехи. Двое телохранителей подскочили, принялись помогать натягивать панцирь и закреплять застежки.

Пока одевался, Готфрид успел все обдумать. Его не удивляло ночное нападение — он даже начал волноваться, что его так долго не было. Чего выжидали русы столько времени? Но они все-таки напали, и тем лучше — он раз и навсегда покончит с последними ростками непокорства. Дома рабы-трэлли тоже восставали, и было бы глупо не ждать подобного здесь.

Детинец уже пробудился весь и напоминал разворошенный муравейник. На стенах горели факелы, в их свете были видны викинги, что спешно выстраивались на заборолах, настораживая луки. Рог ревел не переставая, словно златорогий страж моста Биврест Хеймдалль уже трубил, знаменуя начало Рагнарёка.

Двое младших ярлов, дальние родичи Готфрида, соблазненные им в поход, встретили его на княжеском крыльце.

— Русы в Ладегьюборге! — в голос закричали они. — Они открыли ворота и вошли внутрь! Стража у полевых ворот успела поднять тревогу!

— Что с драккарами? — спросил Готфрид, уже предчувствуя ответ.

— Они в руках русов.

— Проклятье, клянусь Локи! Ну что ж, они за это заплатят!

Все трое ладожских ворот были распахнуты, и в них ворвались ждавшие первого знака дружины. Будимир был в числе тех, кто первыми проскакал по бревнам опущенного моста и влетел в город. Его конь перескочил трупы нескольких урман, зарубленных передовыми, не заметив их в темноте. Князь правил прямиком к детинцу. На миг всплыло в памяти давнее предсказание старого волхва — такой же уличный бой, под ним убивают коня, он принимает бой пешим, потом плен…

На сей раз все было не так! Отмахнувшись от дурных воспоминаний, Будимир бросился в бой.

Суматоха разбудила многих ладожан из числа тех, кто не утек из города в первый день урманского нашествия. Горожане спохватывались, спешно вооружались и выбегали на улицы, соединяясь с ратниками князя, так что к детинцу, где замкнулись урмане, добралась толпа чуть ли не вполовину больше той, что вошла в город вместе с князем. Задержавшиеся в посаде урмане были перебиты, не успев добраться до спасительных стен детинца.

Викинги Готфрида-конунга замкнули ворота изнутри. Раза два или три они пробовали сделать вылазку, но всякий раз, как распахивались ворота, внутрь летели тучи стрел. Далеко не всякая в темноте и тесноте находила свою цель, многие падали впустую или разбивались о доспехи, но воины стрел не жалели.

Будимир горячил коня. Только что его дружина, смешавшись с толпой простых горожан, отбила вторую попытку викингов вырваться из детинца. На пространстве перед воротами остались мертвые тела — раненых успели унести, но подобрать мертвых не получалось: викинги ждали на заборолах и стреляли во все, что движется. Детинец ощетинился, как еж, — выбросит укрытый щитами отряд, ударит и снова уберется за стены, не давая подойти.

Пробираясь меж конными и пешими в сопровождении десятка своих людей, с Будимиром поравнялся князь Вадим Храбрый. В отличие от изборских князей, которые отделались присылкой своих бояр с дружинами и остались сражаться за Изборск, он приехал сам.

— Что делать будем, Будимир Касатич? — молвил он, поглядывая на детинец, где в свете факелов мелькали шеломы викингов.

Противники перестреливались, но много стрел летело впустую. Редко кто валился наземь.

Будимир не ответил, но все было и так понятно — в детинце, кроме викингов, оставались и словене: холопы, девушки-рабыни, взятые некоторыми урманами для утех, и — страшно вспомнить — двое маленьких сыновей Будимира, если они еще живы.

Вадим угадал молчание князя.

— Урманам не будет пощады, — сказал он.

— Они убьют их, ежели уже не убили, — молвил Будимир.