Читать книгу "Вирус лжи - Алла Полянская"

Из разговоров с девчонками Реутов выяснил, что Кротова они хором ненавидели, секретаршу Машу недолюбливали, считая зазнайкой, были влюблены в Олега Горчинского (вот просто до слез, а он же ну совершенно не реагирует! Как вы думаете, может, он голубой?) и считали Генку Щелканова отличным боссом. Но больше ничего они не знали, варились в собственных делах, на протяжении рабочего дня разговаривали между собой посредством электронных сообщений и понятия не имели, зачем бы Маше могло понадобиться убивать себя.

И лишь одна из девушек сказала, словно невзначай:

— Мне всегда казалось, что они с Кротовым слишком уж подчеркнуто избегают друг друга, потому что как только Маша уходила из офиса по делам — а нам же слышно, что она Геннадию Михайловичу говорит насчет того, куда ей надо по делам фирмы, — так вот, стоило ей выйти, Сережа хватал телефон и шел в коридор звонить, и что говорил, не слышно, я один раз даже специально подслушать хотела, хотя не разобрала ни слова, но тон его… Я от него такого тона не ожидала, и я думаю, это он Маше звонил всякий раз. Да это и проверить можно — возьмите распечатку у оператора.

Реутов сделал себе пометку насчет запроса телефонному оператору, а теперь смотрел, как Кротов плавился на стуле, изобретая способ не отвечать на вполне обычный с виду вопрос. Ну, а что может быть необычного в вопросе насчет «где ты живешь?», поставленного полицейским, уличившим тебя в поддельной прописке? Но именно на этот вопрос Кротов отвечать не желал, понимал, что выглядит при этом очень подозрительно, — и все равно отмалчивался.

— Если у вас больше нет вопросов и я не задержан, то мне пора идти.

Реутов кивнул — иди, мол.

Зазвонил телефон — это был Виктор, и Реутов порадовался, наверняка он что-то нашел, и это, возможно, станет точкой отсчета для раскрытия дела. Или же он проголодался и сейчас скажет: привези мне два гамбургера с острым соусом.

— Дэн, надо поговорить, я тут, по-моему, что-то нащупал.

— Сейчас буду.

Реутов наблюдал, как Кротов садится в небольшую голубую машинку и выезжает со стоянки.

«Ага, езжай, но никуда ты от меня не денешься, дружок, потому что на твою машину я маячок повесил. — Он спустился по лестнице и пошел к своей машине. — Видали мы таких, кто не желает отвечать на вопросы, во всех видах видали».

* * *

— Мы с мамой так решили, а с моей мамой спорить бесполезно.

Наташа смотрела на Олега. Она понимала, что поступает сейчас нечестно — Олег еще не оправился от болезни, а она его тяжелой артиллерией глушит, но если сейчас его не додавить, он снова вернется в ту квартиру, а этого Наташа не хочет. Воспоминания о том дне, когда за дверью квартиры люди рвали друг друга в клочья, еще совсем свежи в ее памяти, и Наташа не желает больше видеть ни тот дом, ни квартиру, ни уж тем более — коридор, где валялись тела и пол был залит кровью, как на скотобойне.

— Мы освободим тебе дедушкин кабинет, он просторный, есть балкон, все твои вещи туда отлично поместятся. — Наташа держала Олега за руку. — И Геннадию будет веселее, и ты больше не будешь запираться наглухо и слушать, как эти люди беснуются под дверью. Олег, ты же знаешь, что я права, да и временно это, пока не накопишь на приличное жилье. А твою квартиру можно сдавать, деньги откладывать…

— Туда и даром никто не поедет жить. — Олег смотрел на Наташу и радовался тому, до чего ему комфортно рядом с ней. — Что там сдавать…

— Ну, ты же поехал, — усмехнулась Наташа. — Олег, давай не будем спорить по этому вопросу, ты же понимаешь, что я предлагаю отличный выход.

— А по какому будем?

— Что?

— Ну, ты сказала: давай не будем спорить по этому вопросу. Значит, по какому-то другому вопросу мы спорить будем?

— Ага. — Наташа фыркнула. — Когда распишемся — в этом году или в следующем?

И, только осознав, что произнесла, замерла, прикрыв губы ладонью.

— В этом. — Олег улыбнулся. — В ноябре, а потом съездим в Дубаи, там отлично.

Наташа понимала, что это как-то неправильно — словно не он предложение делает, а она, и при этом они даже не целовались ни разу… Но вместе с тем произошло нечто очень правильное и нужное им обоим, и осознание этого делает ничтожной шелуху правил и условностей.

Потому что они знают друг о друге главное — то, что именно вот этот человек нужнее всего.

И на него можно положиться.

* * *

Сергей Кротов торопился. Подбежав к стоянке, где стояла его машина, он рывком распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье, маленькая машина тяжело просела. Кротов бросил на пассажирское сиденье портфель и откинулся в кресле. Ну, то, что полиция пока не подозревает его, уже хорошо — но это пока. Конечно, он нигде не наследил, но Маша… Кулаки его сжались. Она могла догадаться, а может, и догадалась, просто молчала. И сейчас ему нужно успеть добраться до квартиры и перерыть все ее вещи, заново и тщательно, а потом выяснить, в какой больнице она лежит. Ярость переполняла его — мерзкая тварь решила ускользнуть, оставив его расхлебывать кашу самостоятельно. И теперь он должен найти ее и…

Он не знал, что сделает с Машей. Он только знал, что облажался — девчонка перехитрила его и пыталась спрыгнуть с трамвая, а он уже привык, что она в полном его подчинении. И ладно бы ей удалось, но дура и этого не могла сделать, а теперь полиция присмотрится к нему пристальнее. Полицейский уже начал задавать вопросы, и не похоже, что он готов отступать.

Кротов вздохнул, вспомнив полицейского. Он не питал ни малейших иллюзий насчет собственной внешности, и красивые люди вызывали в нем приступ ярости: ведь никакой их заслуги в этом нет, ну отчего-то именно так сгруппировались гены. А в его случае сгруппировались неудачно, просто лотерея, и все — но кто-то получает выигрышный билет и идет по жизни с гордо поднятой головой, получая всеобщее восхищение и половых партнеров, вот как этот сегодняшний полицейский. И как Олег Горчинский. И Маша. А кто-то вынужден смотреть на этот праздник жизни и плоти и понимать, что никогда… Кротов сжал руль так, что пальцы побелели. Никогда ни одна женщина не позволила ему прикоснуться к себе, ни разу. Даже Маша, которую он топтал как хотел, не позволила ему… А вот этому полицейскому бы позволила, шлюха проклятая! И Горчинскому сама предлагалась, просто он дурачок совсем, ему кусок пластика милее, но гипотетически… Как она вокруг Горчинского прыгала, гадина, разве что не раздевалась перед ним. Зато теперь лежит где-то, подыхает и, возможно, все-таки сдохнет.

Зазвонил телефон, и Кротов вздрогнул. Номер знакомый, и он ненавидел этот голос по телефону, диктующий ему и приказывающий, и боялся его, но ослушаться было немыслимо. Человек этот умел внушать ужас, и его приказы не обсуждались.

И он уже все знал.

— Я только хотел найти ее и…

— Не твоего ума дело! — Голос в трубке сухой и безжалостный. — Иди домой и сиди тихо. Ты уже достаточно напортил.