Читать книгу "Сыновья - Юрий Градинаров"

– В училище прошел и верховую езду, и джигитовку, и уход за лошадью. А казака красят, господин вахмистр, не только усы, но и голова! – ответил, присаживаясь Сотников.

Он постепенно овладевал навыками командования дивизионом, жил в казачьей казарме, в отдельном спальном помещении для офицеров, проверял несение караульной службы, вёл занятия по строевой подготовке. Командир украдкой наблюдал за тщанием молодого офицера и изредка ненавязчиво наставлял:

– Вам, Александр Александрович, необходимо знать всё: откуда фураж лошадям поступает, качество казачьего пайка, состояние боезапаса дивизиона и кто платит жалованье офицерам и казакам. Я уж не говорю о тактических занятиях, строевых смотрах, джигитовке. Ещё надо знать душу каждого казака дивизиона. Можно ли с ним идти в атаку на неприятеля? Не поднимет ли он вас сзади на пику?

Сотников принимал советы своего наставника, знакомился с другими подразделениями Красноярского гарнизона, налаживал взаимодействие казачьего дивизиона во время гарнизонных учений. Энергичного офицера заметило не только гарнизонное начальство, но и руководство различных партий. Каждой хотелось иметь в своих рядах авторитетного офицера, а с ним привлечь на свою сторону и боеспособный казачий дивизион. В январе 1917 года Сотников случайно встретился на одном из совещаний с председателем Енисейского бюро партии социалистов-революционеров Яковом Матвеевичем Штибеном.

– Александр Александрович, как вы относитесь к партиям?

– У меня голова была занята раньше горным делом, теперь казачьим дивизионом, но никак не партиями. Я не вижу пока в них нужды. Я служу по уставу и приказу. А партии живут по ими же придуманным программам.

– Кстати, уставы имеют и партии. Сейчас ситуация в стране критическая. Неудачи на германском фронте. В столице смута. Не сегодня завтра будет бунт, который сметёт и царя, и его безголовое правительство. Наша партия социалистов-революционеров сегодня единственная сила, готовая взять на себя ответственность за судьбу России! – убеждал его искусный оратор и политик Штибен.

– Вы крамольные мысли высказываете, Яков Матвеевич! И не боитесь, что я, как офицер, должен вас арестовать и доставить, куда следует!

– Не боюсь, Александр Александрович! Во-первых, я вижу, вы порядочный человек, а во-вторых, наша партия и борется за демократию, за то, чтобы и я, и вы могли высказывать свои мысли вслух, особенно политические. А тюрьмой или каторгой меня не испугаешь. Я десять лет отдал Нерчинским рудникам. Отдал за то, чтобы в России победила республика. Я хотел, чтобы вы, Александр Александрович, стали моим соратником по партии. Поймите, наступает такое время, что вы не останетесь вне партии. Станете или кадетом, или большевиком, или эсером. Думайте, а в феврале в нашем клубе, в доме Смирнова на Воскресенской, будет собрание. Вот вам устав, вот программа. Изучите и пишите заявление.

– Хорошо, Яков Матвеевич! Я подумаю, а на собрание приду обязательно. Хочу послушать, чем живут социалисты-революционеры. До встречи!

И вышел на улицу. Хотелось курить. Стоял у здания губернского правления, курил и думал: «А надо ли мне совать голову в эту партию? Надо без партии честно исполнять своё дело и быть независимым от надуманных кем-то идей».

Второго марта 1917 года телеграф принёс в Красноярск страшную для многих весть об отречении императора Николая II от престола за себя и своего сына в пользу великого князя Михаила Александровича. Ударом шашки известие резануло по сердцу большинство россиянин. Оно, веками привыкшее к мысли, что там, в столице, есть царь, помазанник Божий, который думает о своих подданных, вдруг осиротело. С надеждой люди ждали газет, кто же осмелится в тяжёлое время занять российский престол. С нетерпением ждали решения Михаила Александровича. А третьего марта газеты сообщили: великий князь отказался воспринять власть впредь до определения Учредительным собранием формы правления.

Александр Александрович в феврале вступил в партию социалистов-революционеров. А после Февральской революции его назначили командиром Красноярского казачьего дивизиона по рекомендации Якова Матвеевича Штибена, присвоив казачье звание – хорунжий.

После падения царизма в Петрограде у горнила власти стояло Временное правительство. На фронте кровью истекали русские солдаты, а тыловая Россия митинговала под красивыми, не всем понятными лозунгами. Не свобода, а разнузданность, вседозволенность без ограничений, правовой беспредел обуяли грешные сердца одураченных россиян. Люди метались с митинга эсеров на большевистский, с большевистского – на анархистский, с анархистского – на кадетский. Агитаторы разных партий возникали, как по мановению волшебной палочки, у любых скоплений людей. И мгновенно возникали стихийные митинги.

Александр Александрович усилил казачьи караулы, требовал строго соблюдать дисциплину и не поддаваться ни на какие провокации со стороны митингующих.

А к казакам зачастили агитаторы разных партий. Каждой хотелось иметь под рукой дивизион, который, при необходимости, может оказать вооружённую поддержку при захвате власти в Красноярске. Агитаторы действовали по-всякому. Иногда митинговали, внушая крикливыми голосами партийные идеи, а то просто, в курилке шептали на ухо одиноко сидящему казаку:

– Я – от эсеров! Я – торгашинский, учусь в духовной семинарии, вступай в нашу партию и тебе власть дадим. Может, вместо Сотникова, командиром дивизиона станешь или есаулом, а не то, так и станичным атаманом. Вступай, не пожалеешь!

И подсовывали в карман казачьих шаровар или в папаху программу партии эсеров или кадетов, или большевиков, с адресами, по которым можно вступить в партию. Командир дивизиона приказал не пускать через контрольно-пропускной пункт никаких агитаторов, в том числе и эсеров, чтобы не баламутили казачьи головы. Сотникову звонили разные партийцы. Просили, приказывали, угрожали, но никто не получил доступа в дивизион. Он отвечал всем одинаково:

– В армии, господин хороший, единоначалие. В Петрограде, на фронте, в воинских частях уже насоздавали полковых комитетов с неграмотными председателями, ничего не смыслящими в армейских делах. Сидят и решают, идти в бой или отступать, открывают бреши в линиях обороны, и целые дивизии попадают в окружение. А я хочу сохранить боеспособность моего дивизиона до тех пор, пока не будет избрано Учредительное собрание. Честь имею!

Томск становился центром Сибири. Самые умные головы – профессора университета и технологического института, так называемые «областники», на страницах сибирских газет всё чаще обнажали идею автономной Сибири, получая горячую поддержку у населения от Новониколаевска до Владивостока.

В октябре 1917 года в городе Томске «областниками» был созван Первый сибирский областной съезд, избравший исполнительный комитет во главе с Григорием Николаевичем Потаниным.

Как только в Томске стало известно о победе вооружённого восстания в Петрограде и решении II съезда Советов о переходе власти в руки Советов, «областники» с 7 по 15 декабря 1917 года созвали Чрезвычайный общесибирский областной съезд. Съезд не признал советской власти и подчеркнул, что признаёт лишь законы, принятые до 24 октября 1917 года. Большевистские депутаты отзываются с заседания, и 15 декабря Томский городской Совет принимает решение об отрицательном отношении к съезду.