Читать книгу "Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху - Валерий Соловей"

Но хотя ответа на вопрос, случится революция или же нет, не существует, порою можно оценить нарастание рисков и заметить вхождение государства и общества в неравновесное состояние. Последнее само по себе не обязательно ведет к революции, но значительно повышает ее вероятность.

Здесь уместна аналогия с так называемыми «факторами риска» в этиологии заболеваний. Избыточный вес, курение, неумеренное потребление алкоголя и фастфуда, стрессы – все это факторы риска ряда хронических болезней. Однако сплошь и рядом среди нас живут люди, сполна испытывающие на себе все эти и еще другие факторы, но хроническими болезнями, однако, не страдающие. То есть не оказалось триггера, спускового механизма, превратившего потенциальный риск в актуальную болезнь.

Так и с революциями. Чем выше турбулентность, чем отчетливее выражено неравновесное состояние, тем выше вероятность возникновения революции или протестного движения, способного перерасти в революцию. Но вероятность не равна неизбежности. Можно жить в неравновесном состоянии годы и даже десятки лет. Более того, что для одних государств – неравновесное состояние, для других – повседневная норма.

Это как с действующим вулканом Везувием. Хотя мы прекрасно знаем, что время от времени он извергается, это не останавливает людей от того, чтобы веками и тысячелетиями жить и хозяйствовать у его подножия. Увы, даже современная наука и техника предсказывают извержение, когда оно уже фактически началось.

Как выглядит дело в современной России? Я напомню, что в теории революции Голдстоуна выделены пять элементов неравновесного состояния: экономические и/или фискальные проблемы, кризис элит, широкое возмущение несправедливостью власти и государства, массовая популярность идеологии сопротивления, благоприятная международная обстановка.

Из этих элементов в России к лету 2016 г. четко выражены, на мой взгляд, два следующих: страна пребывает в серьезном и затяжном экономическом и фискальном кризисе; в обществе разлито и усиливается недовольство несправедливостью и коррумпированностью власти.

Вместе с тем это недовольство не приводит к кристаллизации и оформлению популярной в массах идеологии сопротивления. Недовольство локализуется преимущественно на нижних этажах и фокусируется на социологических абстракциях: люди критикуют чиновников на местах, обличают коррупцию, недовольны плохо работающими институтами (судом, полицией).

Но в массовом сознании блокируется связь между местной властью, пороками системы с политической верхушкой этой системы. То есть работает традиционная российская идеологема: царь хорош, да бояре плохи. Впрочем, здесь надо добавить важное: пока работает. Непонятно, что будет происходить дальше, в условиях свирепого социоэкономического кризиса и снижения компенсаторной роли официальной пропаганды. По крайней мере весной 2016 г. заметно проявилась тенденция массового сознания возлагать ответственность за пороки системы (в частности, коррупцию) на суверена.

В конце концов, идеология революционного протеста проста и даже примитивна. Она вполне может основываться на отвержении действующей власти и протестной идентичности. Как показывает опыт революций последнего десятилетия, антирежимные коалиции возникают стремительно, а их идентичность формируется спонтанно.

Как я уже отмечал, недовольство российских элит в отношении верховной власти резко выросло, а внутриэлитная борьба за сокращающийся пирог российского богатства заметно обострилась. Но это не означает политической оппозиционности элит, не говоря уже о готовности инициировать революцию. Впрочем, большинство элит с удовольствием присоединится к революционному движению в случае его успешного развертывания. Подобно тому, как повела себя российская элита в феврале 1917 г.

Хотя международное окружение настроено в отношении современной России настороженно, неблагоприятно или откровенно враждебно, из этого не вытекает автоматически поддержка им революционной перспективы в России. Риски потенциальной дестабилизации огромной ядерной страны значительно перевешивают выгоды от свержения нежелательного Западу политического режима. Не говоря уже о том, что новый режим может оказаться для Запада еще опаснее и нежелательнее прежнего. Ведь революционные результаты непредсказуемы.

В общем, из пяти факторов неравновесного состояния к настоящему времени (середина лета 2016 г.) отчетливо выражены два. Еще два – кризис элит и благоприятная для революции международная обстановка – пребывают в потенциальном состоянии. То есть оценить их сформированность можно лишь в случае начала революции.

Популярная идеология сопротивления вообще отсутствует, но может стремительно сформироваться и распространиться.

Структурный анализ текущей российской ситуации подтверждает лишь уже хорошо известное и многажды повторенное на страницах этой книги: революция непредсказуема. Для ее начала вовсе не обязательно, чтобы одновременно сошлись все факторы риска. Более того, некоторые факторы риска нередко созревают и/или становятся очевидными, когда революции уже начались.

Так или иначе, ситуация в России 2016 г. выглядит несравненно более нестабильной – а потому чреватой потрясениями, – чем рубеж 2011–2012 гг. Вероятно, именно крепнущее ощущение этой кардинальной угрозы и вынуждает власть ограничивать свободы и наращивать давление на оппозицию.

Тем более что Россия середины 2010-х гг. наводит на некоторые важные аналогии с последним советским десятилетием. Это и драматическое снижение цен на нефть, и странная, не имеющая объяснения война, и противостояние с Западом, и сомнительная правящая партия.

Конечно, любая аналогия хромает. Тем не менее прогнозирование посредством аналогий – достойный и уважаемый метод анализа. Он исходит из того, что похожие ситуации приводят к похожим результатам. В СССР таким результатом стала системная революция.

Можно небезосновательно возразить, что в нынешней России революция сверху, наподобие горбачевской, невообразима. И это чистая правда. Но правда и то, что в 1991 г. в РСФСР произошла классическая революция самого радикального свойства.

Наконец, нынешняя Россия по запасу прочности чрезвычайно уступает канувшему в небытие СССР. Более того, современная Россия – откровенно слабая страна. И за последние пятнадцать лет, несмотря на золотой дождь нефтяных цен, она не стала сильнее. Первоклассная военная машина, разветвленный репрессивный аппарат, массированная циничная пропаганда неспособны компенсировать отсталую структуру экономики, разрушение здравоохранения и образования, драматическое снижение антропологического качества общества.

Теоретически в таком состоянии – вялотекущей деградации – можно жить годы и десятки лет. И некоторые латиноамериканские, азиатские, африканские страны так и жили. Но лишь в случае, если страна не сталкивается с внешними вызовами и/или резкой внутренней дестабилизацией. В России триггером дестабилизации стали геополитические экзерсисы 2014 г.

Глава 6

Wunderwaffe революции

Конспирологическое мышление придерживается двух символов веры относительно революции. Первый: революция – это заговор. Второй: существуют особые чудодейственные технологии, позволяющие буквально на пустом месте организовать революционное возмущение.