Читать книгу "Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер"

Кайлеан демонстративно огляделась:

– Вы не видели Кей’лу? Говорили, она должна быть здесь.

Дет’мон и Мер’данар обменялись взглядами.

– Нет, она вышла с утра и куда-то исчезла. Нам как раз надо отправляться на ее поиски. Девчонки?

– Не-е-ет… – широко улыбнулась Нее’ва. – Я только отвернулась, а ее уже нет. Снова куда-то спряталась. Ана’ве?

– Эй! – Младшая Кей’ла задрыгала ногами. – Я здесь!

Первая дочка Анд’эверса, самая серьезная из всей семьи, лишь покачала головой с тенью улыбки в темных глазах.

– Э-э-эй! Я здесь вишу!

– Странно… – Несмотря на деревенеющие плечи, Кайлеан подняла руку и почесала голову. – Я могла бы поклясться, что ее слышу. Но ведь не может такого быть – хорошо воспитанная девушка поздоровалась бы со мной как должно.

– Хорошо воспитанная кузина не… хех… не приказывала бы мне ждать два дня… уф-ф-ф, прежде чем показаться… – Кей’ла подтянулась выше и наконец-то оплела ногами за поясницу сестру, давление на шею уменьшилось.

Кайлеан взглянула в упор на раскрасневшееся от усилий лицо:

– Ой-ой. Ты прицепилась только что или я принесла тебя из степей?

Засмеялись все, даже Кей’ла.

– Приветствуем тебя дома, Кайлеан, – сказала она наконец.

Дотронулась до ее щеки.

В спальном фургоне имелось несколько кроватей – фургонщицких, то есть деревянных рам, на которых были натянуты сетки из конского волоса и положен тонкий матрас. Кайлеан могла бы в каждой руке унести хоть по три таких. Теперь бо́льшую часть их поставили вертикально под стену, чтобы освободить место для Дер’эка и его слушателей. Окна были прикрыты, создавая приглушенный полумрак.

– Ага, Первый, я вижу, ты решил очаровать родных рассказами о большом городе, где живут тридцать тысяч верданно. Слезай, Кей. – Кайлеан поставила малышку на пол.

– Шестьдесят тысяч, кузина. Уже шестьдесят. – Старший взглянул на нее без улыбки, странно серьезный и сосредоточенный. По незаметному знаку остальные расселись полукругом прямо на полу. Она – нет, Первый был выше ее на голову, а потому она пока предпочитала стоять.

– И откуда же там взялось столько людей, а?

Впервые он улыбнулся: легонько, уголками рта. И она поняла, насколько он напряжен: не столько смотрел на нее, сколько мерил взглядом, словно прикидывая… – дошло до нее внезапно, – словно прикидывая, сколько она услышала из его рассказа и услышала ли хоть что-то.

– Я сказал бы тебе, но у нас здесь ребенок. – Улыбка его не изменилась.

– Эй! – Кей’ла неспокойно шевельнулась.

– Мы знаем, что ты знаешь, что детей по ночам приносит белая кобыла и оставляет их под фургоном родителей. – Нее’ва взлохматила малышке волосы.

– Тогда в Манделлен всякую ночь должен прибегать большой табун белых кобылок. – Дет’мон, кажется, улыбался, она ощутила это по его голосу, но не видела его, не спуская взгляда с Первого. – Во всем городе никто не смог бы заснуть.

– Но кобылки эти бегают тише, чем идет вечерний туман, и не могут никому мешать… – Это снова была Нее’ва.

– Перестаньте! Я знаю, что дети берутся из живота мамы!

Кто-то закашлялся, кто-то захихикал. Кайлеан не отводила глаза от лица Дер’эко.

– Ты красиво рассказывал, – проворчала она. – Жаль, что я не видела подробностей.

– Такие себе сказочки для детей. Укрепить сердца изгнанников.

– Тогда твои рассказы наверняка пригодятся. Тут полно изгнанников. Последняя война создала их сотни тысяч. Некоторые уже вросли в новую землю.

– Да. Некоторых даже принудили к этому силой. И законами. Меекханскими, – добавил он, тыча пальцем в ее сторону.

Она нахмурилась, скорее удивленная, чем оскорбленная этим жестом: в семье давно уже никто не вспоминал, что она не арб’верданно – не рожденная в фургоне. Для всех она была кузиной, несмотря на светлые волосы, зеленые глаза и бледную кожу. Но они разговаривали на высоком наречии, а потому она знала, что он не желал ее оскорбить, а лишь подчеркивал очевидный факт, что Меекхан не его родина.

– Верно, Дер. Законы. Покажи мне государство, которое не опирается на законы. Даже у се-кохландийцев они есть. А может, и наоборот, – она улыбнулась, как и он, одними губами, – у них есть государство, потому что есть законы. Понимаешь?

– А мы утратили свое, потому что не имели законов?

Он плавно перешел на меекх, словно не желал калечить высокое наречие обычной ссорой.

– Мы? Кто – мы? Спроси отца… – Она тоже изменила язык.

– А зачем? Я знаю его рассказы.

– Так какое государство потеряли те, кто не признавал никаких границ и власти над собой? Королевский караван был королевским лишь по названию, ибо короля не слушали даже в собственном его фургоне. Кочевники давили фургоны один за другим, потому что всякий из них сражался сам за себя. Помнишь рассказы о караванах Лантайо и Керв? Когда первые сражались не на жизнь, а на смерть с большим отрядом, когда лагерь их отбивал атаку за атакой, эти вторые прошли мимо поля боя едва в десятке миль и поехали дальше. Два племени, которые не сумели позабыть о старых спорах – и оба были побеждены. Кто не уважает собственных законов и не слушает собственного короля, тому придется поклониться законам чужим – и они станут невольниками у чужаков. Так говорит Генно Ласкольник, если ты не знаешь.

– Да. Невольниками. Хорошее определение, Кайлеан.

Ох, на меекхе тоже можно передать множество смыслов одной лишь интонацией. Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух, расслабляя напряженные мышцы. «Это жара, – подумала она, – это из-за проклятущей жары. Говорим что на ум придет, а в такую жару проще ссориться, чем оставаться добрым. Человек просто желает избавиться от усталости и отупения, хочет отыграться на ком-то за пот, заливающий глаза, и одежду, пристающую к спине, и ничто так не помогает, как несколько резких слов. На миг мы чувствуем облегчение, а потом принимаемся зализывать раны».

– Ты изменился, Дер. – Она снова перешла на высокое наречие. – Город тебя изменил. Интересно, когда он клал руку на меч, знал ли, что его назовут венхорром? Я тоже когда-то могла повернуться к тебе спиной.

Высшее наречие – это также аллюзии и сокращения. Язык тела и жестов. Можно одним предложением выразить то, на что в меекхе необходимо в три раза больше слов. «Когда он клал руку на меч». Для Фургонщиков был только один человек, к которому могли относиться эти слова, – Генно Ласкольник. Венхорром же называли любого, замешанного в торговле невольниками. На Востоке было не много худших, чем это, обвинений. «Я могла повернуться к тебе спиной» – верила, что ты не ранишь меня, а ты именно так и поступил. Нечто, что не проговорилось бы на меекхе или на анахо, удалось выразить несколькими жестами.