Читать книгу "Путин против Ленина. Кто «заложил бомбу» под Россию - Владимир Бушин"

Конечно, вполне естественно: «Одних читателей сборник вдохновлял, других удручал». Юбиляр приводит высказывание юриста А. Брода, он вполне прав: «Не надо преувеличивать значение сборника. Даже и до нынешнего дня его прочитало не так много людей, да и содержание его было порой далеко от общественных настроений». Вот еще интервью Ольги Карлайль, внучки известного, даже знаменитого при жизни писателя Леонида Андреева. Оно озаглавлено «Опасности национализма Солженицына».

Но, впрочем, надо ли слушать эту американку? Она же вообще склочница, правда, Севастьянов? В 1965 году ее отец Вадим Леонидович Андреев, которого Н. И. Столярова, секретарь Эренбурга, познакомила с Солженицыным, тайно под мышкой вывез на Запад микрофильм его романа «В круге первом». А в 1967-м сама Ольга была в Москве. В квартире моего соседа по площадке писателя Л. З. Копелева, однолагерника Солженицына, мадам тоже познакомилась с живым гением. Он обратился к ней с настоятельной просьбой как можно скорее издать его «Круг» в Америке.

И вот они с мужем Генри нашли хорошего переводчика, отредактировали перевод и, как она рассказывает, «в трудных условиях необыкновенной тайны обеспечили публикацию книги большим тиражом в солидном американском издательстве» (Возвращение в тайный круг. М. 2004. С. 7). А в 1968 году ее брат Александр с понятным риском вывез и «Архипелаг». «Нам с мужем была поручено организация перевода этой уникальной книги и издания ее… В полной тайне пять лет мы работали над “ГУЛагом”». Труд немалый, там ведь тыщи две страниц совершенной несъедобщины.

И что же в итоге? «Солженицын попытался опорочить нас, погубить нашу репутацию в западной литературной среде». Дело дошло до обвинений в финансовой непорядочности. В связи с этим Ольга Андреева вынуждена была написать целую книгу в свою защиту, где пишет, например: «За шесть лет работы на Солженицына с 1967 по 1974 Генри и я вместе получали от него 11 800 долларов в год, то есть по тысячи в месяц на двоих. Мое участие в работе продолжалось еще два года без всякого вознаграждения». В этой связи интересны данные, которые приводит Д. М. Томас, биограф Солженицына. В 1974 году, сразу как вышел «Архипелаг», он получил 320 тысяч долларов, а сбережения к концу этого года составили уже 1 миллион 800 тысяч долларов» (там же, с. 152). И это только в самом начале триумфального шествия «Архипелага» по антисоветским издательствам разных стран. В 1976 году журнал Publishers Weekly писал, что общий тираж книг супергения достиг 30 миллионов экз. на тридцати языках (там же). И ведь это, говорю, было только начало! Антисоветчики всего мира в поте лица своего землю рыли.

Думаю, что любой прихвостень севастьяновского национализма воскликнет тут: «Какая черная неблагодарность! Ей посчастливилось лично знать архигения, принять участие в эпохальных проделках, а она — о каких-то пошлых долларах! Ее имя осталось на скрижалях супергения, а она — о презренном металле! Вспомнила бы еще Нобелевскую. Вот, мол, огреб!.. Еще и папочку натравила на бедняжку. Он в ответ на милое письмецо супера писал ему, так легко ранимому: «Я вашим письмом возмущен. Прежде всего его тоном — самоуверенным, безапелляционным, пронизанным сознанием своего превосходства и, самое страшное, презрением к людям, которые осмеливаются думать не так, как вы». Да кто вы есть со своим папочкой по сравнению с Экстра-архи-супером!.». Однако мы задержались, нам пора идти дальше.

Помянутый А. Брод утверждает, что сборник был далек от общественных настроений. О чем речь! Он был космически далек от самой жизни, от здравого смысла. Ведь два «главных» его автора — Солженицын и Шафаревич — эти два математика, два академика, два ленинско-сталинских стипендиата-лауреата, ничего, кроме книг, в жизни не видели. Автобиографический герой Нержин в романе Солженицына «В круге первом» говорит о себе: «Живой жизни я не знал никогда, книгоед, каюсь». А сам создатель этого образа писал жене: «Вырастает тридцатилетний оболтус, прочитывает тысячи книг, но не может наточить топора или насадить молоток на рукоять». Да, ни разу в жизни не держал он подолгу в руках ни молоток или топор, ни пилу, ни лопату… И в лагере все кантовался по блатным работенкам: то библиотекарем, то нарядчиком, то переводчиком с немецкого, которого не знал, то завпроизводством… Так и писал жене: «Вот бы устроиться на канцелярское местечко!». И устраивался.

Да и с книгами-то у них как-то странно. Солженицын признается, например, что о знаменитом словаре Даля, он, университетский сталинский стипендиат, заочник знаменитого ИФЛИ (Института философии и литературы), узнал только лет в тридцать с лишним. А «Войну и мир» прочитал только в лагере на нарах. Писатель!.. Что же до Шафаревича, то тут и говорить не о чем. Даже в армии двух лет не отбыл.

И вот Севастьянов как одну из мудрейших приводит такую мысль Солженицына из его письма академику (еще один!) А. Сахарову: «Неужели право эмиграции важнее прав постоянной всеобщей жизни на местах? Неужели права немногих тысяч — важнее прав миллионов?». Мысль правильная. Но у читателя сборника есть полное моральное право тут же задать вопрос: «Неужели права немногих тысяч антисоветчиков важнее прав миллионов советских граждан, уважающих и ценящих свою власть и то, что она им дала?».

Желая превознести своего кумира как можно выше, Севастьянов утверждает, что «пробуждение русского самосознания началось с романа “Август Четырнадцатого”, вышедшего во Франции в 1971 году. А до сей великой даты жили русские люди безо всякого национального сознания. И немецких захватчиков топили в Чудском озере, и на Куликовом поле Антанту того времени расколошматили, и храм Василия Блаженного возвели, и Сибирь освоили, и первоклассную науку, и великую литературу, музыку, живопись создали, и вторую Антанту разгромили, и фашистский оккупантов раздолбали, и в космос первыми вышли — все это без малейшего проблеска национального сознания!.. И после этого вы, ветеран национализма, хотите, чтобы я с вами всерьез разговаривал? Говорите о себе лично, вот, допустим, этот «Август» открыл мне глаза и побудил развестись с женой-еврейкой, и я вам поверю, но у вас же сказано обобщено — «русское самосознание», то есть вы обо всем народе.

Он и не заметил в экстазе национализма, что опровергает, даже предает своего кумира: тот уверял, что в сборнике никакой политики, одна чистая, как детская слеза, нравственность, а он заявляет, что это вызов советской власти и коммунизму. Это и есть отъявленная политика. О русофобии умалчивает. Но художник «Литгазеты» прекрасно понял суть сборника. Он сопроводил статью о нем рисунком, на котором здоровенная книга «Из-под глыб» в обложке цвета вши, упавшей в обморок, лезет из земных недр и на виду Василия Блаженного и Мавзолея взламывает брусчатку священной для каждого русского Красной площади. Что это, как не выразительная иллюстрация не только к антисоветчине, но и русофобии?

Мало того, вот вам: «Одним из лучших и наиболее актуальных доселе достижений сборника я считаю его не просто антикоммунистическую, а антиленинскую направленность». Это уж такая жестокая правда, что еще раз наповал убивает покойного служителя муз. Ведь Ленин-то был не оперным певцом. И тут возникает вопрос: как же Шафаревич-то согласился приять Ленинскую премию? Почему до сих пор не отверг ее, не бросил к подножью Мавзолея? О какой его нравственности после этого можно говорить?