Читать книгу "Дама наизнанку - Василий Горлов"

Обескураженный услышанным, директор плеснул себе граммов сто пятьдесят и залпом проглотил. Было заметно, что мысль о том, сто мишенью мог быть он сам, прежде им серьезно не рассматривалась.

— Вы сами-то, товарищ майор, во все это верите?

— Во что я верю, и во что не верю, господин Хандыбан, дело, как говорится, десятое. Я хочу сделать Вам деловое предложение.

— Деловое? — недоверчиво переспросил тот.

— Стопроцентно коммерческое. Если у Вас найдутся свободные двадцать тысяч долларов, я изыщу возможность отпустить из-под стражи под подписку о невыезде гражданина Филимонова.

В глазах директора мелькнул огонек.

— То есть Вы предлагаете мне заявить, что судьба этого уголовника мне небезразлична?

— Не будем об этом: заявите Вы или не заявите, это не повлияет на мою убежденность, что Вы меньше всего хотите, чтобы он заговорил. Повторю еще раз: мое предложение носит исключительно коммерческий характер. Хотелось бы услышать от Вас: Вам это интересно, или как?

— Какие гарантии, что Ваше предложение не провокация?

— Никаких. Кроме, разве что, чистой логики: если грамотно обставить передачу денег, Вам эта сделка ничем не грозит. А вот моя позиция значительно более уязвима. Прикиньте, я не спешу.

Последовала долгая пауза, в течение которой Кирилл Олегович махнул еще сто пятьдесят граммов.

— Согласен! — решительно изрек он. — Мне понадобится время, чтобы добыть деньги, так что давайте, свяжемся с Вами завтра вечером. Идет?

"И этот тоже оставляет возможность думать, что рассчитывает обстряпать свои делишки как-то по-другому… Они все что, сговорились?!", — возмущенно подумала Овечкина.

До полудня пятницы оставалось восемнадцать часов.

ЧЕТВЕРГ, 16–55 — 18–05. БАРАНОВ

Майора Баранова, как почти всех членов оперативной группы, за исключением, может быть, капитана Базарджяна, чей юный возраст объективно делал его оптимистом, не слишком радовал ход поисков Гусева и промежуточные результаты работы. Дело было не в трудностях — легкими делами их отдел не занимался по определению. Проблема заключалась в другом: на этот раз каждый шаг вперед не приближал к разгадке, а лишь отдалял ее. Подозрение вызывали все, кто хоть как-то оказывался замешанным в этом деле, и чем дальше, тем больше. В общем, события развивались, как в известной сказке: на месте одной отрубленной драконьей головы вырастали две новые…

В 17–07 зазвонил мобильный. Виктор, уже длительное время гипнотизировавший его, схватил трубку.

— Это Слава Уткин? — уточнил на всякий случай Востриков.

— Он самый, — весело подтвердил Баранов. Ну, как, на дело идем?

— Между прочим, ничего особо веселого не ожидается, — недовольно отозвался Борис. — Можем загреметь, как говорилось в одном старом фильме, "под панфары". Так что попрошу быть посерьезнее. Ты готов?

— Так точно, шеф!

— Маску приготовил?

— Подойдет лыжная шапка с дырками для глаз и для носа?

— Сойдет. Через сорок минут встречаемся на "Арбатской", наверху, у выхода в город. Филевская линия, знаешь?

— Обижаешь, начальник! Я же потомственный москвич!

— Ну, давай, не опаздывай, "потомственный"!

Насвистывая шлягер всех времен и народов "Шли мы раз на дело, я и Рабинович", Баранов пошел на выход.

Виктор был не слишком силен в архитектуре (вернее будет сказать, совсем в ней не разбирался), и поэтому вестибюль старой станции метро "Арбатская" своей круглой формой и колонами всегда навевал ему полузнакомое слово "ротонда". Каждый раз, видя это симпатичное красное строение, майор давал себе обещание посмотреть интересующее его слово в словаре, но регулярно, отвлеченный, выражаясь словами В. Маяковского, "грудой дел, суматохой явлений", которыми полна жизнь оперуполномоченного, забывал это сделать. С Петровки по бульварам до Арбатской площади хода как раз минут сорок, так что можно было не торопясь, со вкусом пройтись по вечернему морозцу, а заодно и попробовать угадать, что за кунштюк задумал знатный каскадер Борис Востриков. "Насмотрелся боевиков, и туда же…", — раздраженно подумал Баранов, миновав уютную усадебку Дома журналистов и поняв к этому моменту всю тщетность своих попыток догадаться, что же такое задумал Борис, для чего ему с напарником могут понадобиться маски.

Востриков его уже ждал, нервно прохаживаясь вокруг туда-сюда, однако вопреки обыкновению замечания делать не стал, поскольку Виктор подошел к метро через тридцать восемь минут после телефонного звонка.

— Пойдем, нужно торопиться! — вместо приветствия бросил он и решительным шагом направился к подземному переходу.

Баранов, которого терзало любопытство и вполне объяснимая тревога, тем не менее молча шагал рядом, поскольку каскадер был не тем человеком, которого можно о чем-то расспрашивать: сам расскажет, когда сочтет нужным. Так они шли минут десять, пока Виктор не понял, что уже шагал по этой улице накануне, когда торопился в театр, где работала Алла Перминова. "Если мы сейчас повернем направо, — подумал он, — значит, точно идем туда. Но какого лешего Борису надо в театре, да еще с бандитской маской в кармане?".

Повернув направо, Востриков остановился.

— А ты молодец, не болтун, — похвалил он "Славу". — Я тебе ничего не рассказывал, потому, что не хотел терять время. Надо было подойти к театру до восемнадцати часов. Сейчас без одной минуты шесть. Теперь самое время посвятить тебя в мой план.

— Да уж, — отозвался Баранов, — пока мы шли, я чуть не лопнул от любопытства!

— Только не на улице. Пойдем, сядем в машину.

Востриков подвел его к старенькой "Ауди", знакомой Виктору по вчерашней встрече. Она стояла недалеко от знака, запрещавшего парковку автотранспорта, кроме автомобилей, принадлежавших драматическому театру.

— Это случайность, — спросил майор, — или ты всегда предпочитаешь разговаривать, сидя в автомобиле?

Востриков не стал отвечать на пустой, по его мнению, вопрос, а сразу перешел к делу:

— В четверть седьмого сюда подъедет один гад и поставит свою машину около вон того фонаря — он всегда так делает.

— Откуда ты знаешь, что он приедет в шесть пятнадцать? И вообще, кто он такой?

— Ты можешь меня не перебивать? Директор театра уже много лет ежевечернее приезжает в это время и постоянно паркуется в одном и том же месте — никто другой его не занимает. Я лично изучал этот вопрос: наблюдал и расспрашивал.

— А почему он гад?

— Если ты не перестанешь лезть со своими вопросам поперед бытьки у пекло, я не успею тебе ничего объяснить. Так вот, наша задача состоит в том, чтобы, дождавшись, когда директор выйдет из своего авто, заставить его сесть в мою "Ауди". Выражаясь по-русски, похитить. Понял?

ЧЕТВЕРГ, 18–00 — 19–20. ПОПЛАВСКИЙ