Читать книгу "Лунный плантатор - Руслан Ходяков"

— Молодой человек, я не понял. Кто шел? — переспросил Семибаба.

— Рота красноармейцев, — ответил Родион.

— Ясно, — чуть обождав, проговорил Семибаба. — Вы еще спите. Ладно… Слушайте меня. Сейчас… Одиннадцать часов утра. Вам понятно?

Родион ничего не ответил, продолжая наблюдать как дворничиха сгребает лопатой снег со ступенек.

— Я звоню к вам из машины…

На душе у Родика было спокойно. На душе у Родика было легко. Он чувствовал себя полководцем за десять минут до начал битвы…

…На правом фланге била копытом тяжелая кавалерия…

— До вас мне ехать еще примерно минут сорок.

…В арьергарде артиллеристы заряжали пушки…

— За это время вы должны встать…

…Инфантерия в центре выстраивалась в боевой порядок…

— Одеться…

…С левого фланга в ставку спешил молодой поручик с донесением от драгун…

— Привести себя в порядок…

…Засадный полк уже укрылся в лесочке за Ведьминым ручьем…

— В час дня, — продолжал Семибаба. — У нас съемка на Чапыгина. Если бы вы знали каких трудов мне стоило пропихнуть вас в это чертово ток-шоу! Это самая популярная промываловка мозгов на нашем телевидении. У вас будут миллионы телезрителей. Это как выстрел из пушки!

…Все было подготовлено к решающему сражению.

— Вы меня слышите? — спросил Семибаба.

— Я готов, — ответил Родион.

— Хорошо, — сказал Петра Алексеевич. — Через сорок минут я буду у вас…

Родион поднял руку и все замерло.

— Подниматься в квартиру я не стану…

Легкий ветерок чуть шевелил полотнища штандартов.

— Вы увидите мою машину у подъезда и спуститесь…

Тишина повисал над полем боя.

— У меня зеленое БээМВэ…

Родион медленно опустил руку.

— Вам понятно?

— Огонь! — скомандовал Родион.

Дворничиха воткнула в сугроб лопату и стала поправлять на голове косынку.

Глава двадцать девятая

В который начинается телевизионный кошмар, и в которой рассказывается о всех четырех случаях близкого знакомства Родиона и телевидения

Как заявил в свое время персонаж известного кинофильма в ответ на, отнюдь, непростой вопрос:

— Что будет?

— Ничего не будет! Ни газет, ни журналов, ни книг, ни радио — только телевидение. Одно сплошное телевидение!

Хотелось бы представить себе такую почти апокалиптическую картинку. Ничего нет — есть только телевидение. Телевидение здесь, телевидение там, телевидение тут. Везде!

Приходите вы домой, вас встречает телевизионная жена, телевизионные дети несут вам телевизионные дневники в которых стоят телевизионные отметки по телевизионным предметам.

Вы снимаете телевизионные ботинки идете на телевизионную кухню, открываете телевизионный холодильник и достаете из него телевизионное пиво. Пока телевизионная жена разогревает вам телевизионный ужины вы смотрите по телевизору телевизионные новости.

Телевизионной вилкой вы кромсаете телевизионные сардельки, читая телевизионную газету с телевизионной программой телепередач.

По телевизионному телефону вам звонит телевизионный приятель и вы обсуждаете телевизионные подробности вчерашнего телевизионного футбольного матча, а так же то, что вчера по телевизору показывали вашего телевизионного начальника.

Откушав телевизионного ужина и напившись телевизионного чая вы проходите в телевизионную спальню и ложитесь в телевизионную постель.

Уложив телевизионных детей видеть телевизионные сны к вам приходит телевизионная жена и вы с ней занимаетесь телевизионной любовью.

Телевизионным утром вас будит телевизионный будильник и голова у вас как телевизор — в ней, что-то трещит и щелкает.

Поправив телевизионную антенну вы подходите к телевизионному зеркалу стираете пыль со своего телевизионного кинескопа.

Облачившись в телевизионный костюм и наведя телевизионный глянец на телевизионных ботинках, вы открывает телевизионную дверь, что бы идти на телевизионную работу.

Телевизионная жена на прощание чмокает вас в телевизионную щеку и говорит голосом телевизионного диктора:

— Пока, мой дорогой телевизор!

Вот такой глобальный телевизионный кошмар.

Но слава богу мир еще не сдвинулся окончательно на почве телевидения. То есть какие-то подвижки конечно есть, но не на столько. Пока все еще тихо, мирно, а некоторые граждане вообще без телевизора умудряются обходится.

Для Родиона Оболенского это было четвертое в жизни близкое знакомство с телевидением.

Первый раз еще в детдоме он, на пару Костей Остенбакиным, под покровом тихого часа и тайком от дремлющей на вахте нянечки, пытался выковырять из стоящего в игровой комнате, включенного в сеть телевизора Хрюшу со Степашей, ловок орудуя найденным во дворе куском жесткой проволоки и перочинным ножом. Было им обоим по шесть с половиной лет и ничего кроме искр, треска, дыма да увесистых шлепков от проснувшейся нянечки у них в тот злополучный день из этой затеи не вышло. Как только током не шандарахнуло — непонятно. Но Родик усвоил преподанный ему жизнью урок и понял, что телевидение штука не только интересная, но о опасная.

Второй раз, уже в более зрелом возрасте он с тем же Костей пытались обменять то самый многострадальный черно-белый телевизор «Горизонт» на роскошный кожаный футбольный мяч, для чего телевизор был ночью спущен из окна на простынях и вынесен за ограду детдома. В процессе обмена молодые люди были пойманы дежурным преподавателем и на месяц приговорены к уборке территории детского дома. Тогда Родион уяснил себе, что телевидение — штука наказуемая.

Третий раз, через несколько десятков лет уже один, без помощи Кости Остенбакина, Родион провернул аферу с тремя вагонами несуществующих японских телевизоров, заработал на этом свой первый миллион рублей. На выходе, правда получился «пшик», потому, что время проведения аферы совпало с проходившим в стране обменом старых денег на новые, но Родион навсегда выяснил, что телевидение — вещь выгодная.

И вот теперь Родион в четвертый раз закинул невод, оказавшись в святая святых телевидения, там где создаются телепередачи и откуда по волнам эфира разносится слово человеческое.

Вместе с Семибабой он поднялся по ступенькам телецентра и оказался в проходной. За стеклом аквариума пропускного пункта сидел охранник-вахтер и встречал входивших ленивым, мутным от бесконечного мелькания человеческих лиц взглядом.

Пока Родион осматривался в огромном холе отделенном от проходной высоким бордюром, Петра Алексеевич о чем-то пошептался с охранником, показал ему одно из своих многочисленных репортерских удостоверений, велел Родику немного обождать, проскользнул через турнике и исчез за дверьми лифта, вход в который располагался рядом с проходной.