Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

В первый миг я понял только одно – он назвалмадемуазель Деклик по имени! Неужто их дружба зашла так далеко? И только затемпопробовал вникнуть в значение произнесенных слов. Не получилось.

– Скрип колес?

– Ну да. Любая ось, даже идеальносмазанная, издает скрип, который, если п-прислушаться, являет собой циклическоеповторение одного и того же набора звуков.

– Ну и что?

– Один цикл, Зюкин, – это один поворот.Достаточно сосчитать, сколько раз обернулось колесо, и вы узнаете, какоерасстояние проехала карета. Колеса на каретах фаэтонного типа, которым отдаютпредпочтение п-похитители, имеют стандартный размер – если по метрическойсистеме, то метр сорок в диаметре. Длина окружности, таким образом, всоответствии с законами геометрии, равняется четырем метрам восьмидесятисантиметрам. Остальное просто. Мадемуазель считает и запоминает количествооборотов от угла до угла. Повороты экипажа легко ощутимы по накрену вправо иливлево. Мы не производим слежки за каретой, чтобы не вспугнуть преступников,однако, в каком направлении Эмилию увозят первоначально, видим. Д-дальнейшее жезависит от ее внимательности и памяти. Таким образом, – продолжил Фандоринголосом учителя, излагающего геометрическую задачку, – если нам известноколичество и направление поворотов, а т-также расстояние между поворотами, мыможем определить место, где прячут ребенка.

– И что, определили? – в радостномволнении вскричал я.

– Не так быстро, Зюкин, не такб-быстро, – улыбнулся Фандорин. – Молчаливый кучер нарочно едет непрямым путем, а петляет – видно, проверяет, нет ли «хвоста». Так что задачаЭмилии очень непроста. Вчера и сегодня мы с ней прошли пешком по путиследования кареты, сверяя ее наблюдения с г-географией.

– И что же? – спросил я, представив,как мадемуазель идет по улице, опершись на руку изящного кавалера. Обасерьезны, объединены общим делом, а я тем временем валяюсь в кроватибесполезной колодой.

– Оба раза карета, поплутав поп-переулкам, выехала на Зубовскую площадь – это подтверждают и наблюденияЭмилии, которые слышала в этом месте маршрута шум множества экипажей и гулголосов.

– А дальше?

Мадемуазель сконфуженно оглянулась наФандорина (этот короткий, доверительный взгляд снова царапнул меня по самомусердцу) и, словно оправдываясь, сказала:

– Месье Зюкин, вчера я смогла запомнитьодиннадцать поворотов, сегодня тринадцать. – Она прищурилась и с запинкойпроизнесла. – Двадцать два, влево; сорок один, вправо; тридцать четыре,влево; восемнадцать, вправо; девяносто, влево; четырнадцать, вправо; сто сороктри, вправо; тридцать семь, вправо; двадцать пять, вправо; сто пятнадцать,вправо (и здесь, посередине, примерно на пятидесятом обороте, шум площади);пятьдесят два, влево; шестьдесят, вправо; потом снова вправо, но сколько – ужене помню. Я очень старалась, но все равно сбилась…

Я был потрясен.

– Господи, да как вы и столько-тозапомнили?

– Не забывайте, мой друг, ведь яучительница, – мягко улыбнулась она, а я покраснел, еще не решив, какследует истолковать это обращение, «mon ami», и допустима ли при нашихотношениях подобная фамильярность.

– Но завтра все повторится, и вы сновасобьетесь, – сказал я, на всякий случай принимая строгий вид. – У человеческойпамяти, даже самой развитой, имеются свои пределы.

Улыбка, которой Фандорин встретил это моезамечание, мне очень не понравилась. Так улыбаются лепету несмышленого ребенка.

– Эмилии не придется все запоминать ссамого начала п-пути. После Зубовской площади карета оба раза двигалась одним итем же маршрутом, и последний п-поворот, твердо запомнившийся нашей разведчице– стык Оболенского и Олсуфьевского переулков. Куда экипаж отправился далее, мыне знаем, но эта точка определена совершенно точно. Оттуда до конечного пунктауже недалеко – каких-нибудь десять-пятнадцать минут.

– За пятнадцать минут карета можетотъехать на добрых три-четыре версты в любом направлении, – заметил яслишком уже заносчивому Эрасту Петровичу. – Вы что же, станете обыскиватьтакое огромное пространство? Да это побольше всего Васильевского острова!

Он улыбнулся еще несносней.

– Коронация, Зюкин, послезавтра. Тогда мыдолжны передать доктору Линду «Орлова», и игра закончится. А завтра Эмилияотправится в з-заколоченной карете еще раз, чтобы внести последний взнос –какую-то диадему-бандо из желтых бриллиантов и опалов.

Я невольно застонал. Бесценное бандо в видецветочной гирлянды! Да это наиглавнейшее сокровище во всем coffret еевеличества!

– Разумеется, мне п-пришлось дать императрицеслово чести, что и бандо, и все предыдущие безделушки будут возвращены вцелости и сохранности, – с неподражаемой самоуверенностью заявилФандорин. – Кстати говоря, я, кажется, не упомянул одно существенноеобстоятельство. После того, как Карнович вломился в нашу с вами хитровскуюоперацию, будто слон в посудную лавку, общее руководство д-действиями противЛинда поручено мне, а начальнику дворцовой полиции и московскомуобер-полицмейстеру запрещено вмешиваться под страхом суда.

Неслыханно! Доверить расследование, откоторого без преувеличения зависит судьба царской династии, частному лицу! Этоозначало, что Эраст Петрович Фандорин в настоящий момент является самой важнойфигурой во всем российском государстве, и я взглянул на него уже совсем по-иному.

– Эмилия начнет отсчет от п-поворота сОболенского на Олсуфьевский, – уже безо всякой улыбки, с серьезнейшимвыражением лица пояснил он. – И тут уж мадемуазель с ее великолепнойпамятью ни за что не собьется.

– Ваше высокородие, но как мадемуазель Декликпоймет, что достигла нужного поворота?

– Очень просто, Зюкин. Я увижу, в какуюкарету ее посадят на этот раз. Следить за ней, разумеется, не стану, а сразу вОлсуфьевский. Когда увижу, как подъезжает экипаж, зазвоню в колокольчик. Это ибудет сигналом для Эмилии.

– Но не покажется ли это кучеруподозрительным? С чего это вдруг прилично одетый господин вроде вас станетзвонит в колокольчик? А может быть, просто арестовать этого кучера и пустьрасскажет, где прячется Линд?

Фандорин вздохнул.

– Именно так, вероятно, и поступил быполицмейстер Ласовский. Линд наверняка предвидит подобную возможность, однакопочему-то совсем ее не б-боится. У меня есть на этот счет некоторыепредположения, но не стану сейчас в них вдаваться. Что же до приличногогосподина, то вы меня, право, обижаете. Вы ведь, кажется, видели, что я отличноумею преображаться. Я ведь, Зюкин, буду не только в колокольчик звенеть, но ещеи кричать.