Читать книгу "Книга запретных наслаждений - Федерико Андахази"

Прежде чем сделаться выдающимся переписчиком, Шёффер обучался самым разным наукам. Он получил образование сначала в Парижском, а затем в Лионском университете, ему были ведомы не только секреты граверного и плавильного дела — он обладал обширными познаниями в различных интеллектуальных сферах и владел множеством ремесел. Словом он пользовался так же умело, как и своими руками. О последнем могла свидетельствовать и дочь Фуста, которой Шёффер до женитьбы давал уроки каллиграфии. К тому же Петрус говорил на нескольких языках, разбирался в вопросах философии, теологии, а также постиг секреты химии, алгебры и геометрии. Совершенства в искусстве каллиграфии он достиг, изучая пифагорейские пропорции. Буквы для него были сочетанием арифметики с геометрическими формами, подчиненными строгим законам.

Сотрудничество банкира и переписчика принесло уже немало плодов в деле печатной имитации рукописей — благородя таланту Петруса, способного воспроизвести почерк любого из лучших каллиграфов на деревянной доске. Однако им так и не удалось выйти за пределы тесных рамок ксилографии: выдающийся талант Шёффера раз за разом натыкался на неподвижность деревянных букв, на примитивность прессов и несовершенство чернил. Стоило отпечатать великолепные пластины работы Шёффера на бумаге, как они тотчас превращались в вульгарные ксилографические книжицы, несомненные подделки, апокрифический характер которых мог обнаружить даже слепой.

Иоганн Фуст, как только увидел входящего в харчевню Гутенберга, сразу понял, что если их союз с Шёффером усилится печатным генералом таких масштабов, то подпольная война европейских граверов будет безоговорочно выиграна.

19

Пока в зале суда прокурор собирался нанести обвиняемым последний удар, женщины в Монастыре Священной корзины как будто готовились к войне, рассчитывая встретить убийцу самым смертоносным своим оружием.

Трое мужчин, волею случая собравшиеся посреди пьяного веселья и бесшабашных песен, не могли знать, что союз, который они заключают не просто за крайним столом харчевни, но и на самом краю законности, навсегда изменит историю человечества. У Фуста были деньги и великолепный переписчик, но ему не хватало провидца, способного в буквальном смысле сломать все старые модели и сделать шаг за пределы ксилографии. Шёффер обладал редкостным талантом и располагал деньгами своего богатого компаньона, а значит, мог проводить эксперименты. Гутенберг, со своей стороны, изобрел технологию и усовершенствовал основные механизмы и материалы: пресс, чернила, подвижные литеры. Однако ему не хватало денег и таланта к каллиграфии.

Выпивохи в таверне решили, что эти трое, склонившиеся над столом, играют в карты. И они были недалеки от истины. Точно так же как и картежники, Фуст и Шёффер с одной стороны и Гутенберг — с другой изучали и проверяли друг друга, слушали больше, чем говорили, — как игроки, которые остерегаются открывать свои карты. Постепенно, при серьезном посредстве пива, их диалог сделался более вольным, и собеседники поняли, что каждый из них составляет треть единого целого.

Но прежде чем заговорить о буквах, они обсудили цифры. Гутенберг, привыкший к скрытности, не хотел расставаться с тайной своего изобретения. Как всегда, как было и с Хайлманном, он пытался получить деньги в обмен на результат. Но торговаться с банкиром было непросто. Фуст сделал ему предложение, на первый взгляд куда более щедрое: он не только был готов дать деньги авансом, но предлагал еще и треть от всей прибыли.

Иоганн в ответ весело расхохотался и рискнул сделать свою ставку:

— Нет, треть мне не нужна. Половину вам на двоих, а половину — мне.

Шёффер давно привык разыгрывать верную карту — притворяться дурачком. Если учесть, что таким образом он уже заполучил дочку Фуста и изрядную часть его денег, стратегия эта была в высшей степени плодотворна. Петрус хранил благоразумное молчание и рассматривал поверхность стола. Фуст быстро сообразил, что Гутенберг, возможно, и гений по части технологии печати, но не знает даже азов коммерции. С тех пор как стоит мир, известно, что лучший способ победить в игре, торге или войне — это разделить своих противников. А Гутенберг — вместо того, чтобы попытаться обрести союзника, — своим предложением только укреплял давнишний альянс Шёффера и Фуста, а сам при этом оставался в меньшинстве. Иоганн и Петрус, два опытных игрока, переглянулись и подумали об одном и том же.

— Если вы претендуете на половину прибыли, то, как мы понимаем, вы вносите также и половинный вклад в наше предприятие. Так в чем же состоит ваша половина? — бесстрастно спросил Фуст.

— Если вы познакомитесь с моим изобретением, вам все станет ясно.

— Прекрасно. Тогда, покажите нам ваше изобретение.

— Ну нет, машина останется исключительно в моем ведении.

Гутенберг, сам того не желая, выдал, в чем состоит его секрет: речь шла о какой-то машине.

И тогда Шёффер решил вмешаться в разговор:

— Мастер Гутенберг, я избавлю вас от неприятного признания. Я и вы — если не учитывать гигантской дистанции между вашей мудростью и моими скромными познаниями, — мы оба владеем ремеслами гравера, ювелира и плавильщика. Нетрудно догадаться, что если вы претендуете на половину прибыли и вносите в дело половинный вклад, то я здесь лишний. Я подозреваю, что ваша машина способна заменить мою работу. Я все понимаю, и у меня нет причин обижаться. А посему позвольте мне вас покинуть! — воскликнул Шёффер в точности как игрок, якобы готовый сбросить свои карты в колоду.

— Петрус, возможно, прав. Давайте поговорим начистоту. Я банкир, и я не занимаюсь благотворительностью. Если кто-то здесь лишний, лучше об этом знать с самого начала.

В тот момент, когда Шёффер уже поднимался из-за стола, Гутенберг схватил его за руку и удержал на месте:

— Присядьте, за этим столом никто не лишний.

— Тогда я должен знать, в чем будет состоять моя работа.

— Мне нужен искуснейший каллиграф, который к тому же владеет техникой гравировки по металлу.

Теперь уже ни Фуст, ни Шёффер не могли скрыть своего изумления. Они не только вытащили из Гутенберга известие о существовании некой секретной машины, но вдобавок узнали, что это таинственное устройство работает не с деревянными, а с металлическими литерами. А Иоганн в этот момент понял, что не сможет скрыть от Петруса свой печатный стан. Как сумеет он уговорить Шёффера гравировать буквы на металлических литерах, не поделившись этой тайной? Компаньоны великолепно распорядились своими картами, они уже почти выиграли партию. И тогда Фуст решил сделать последнюю и самую рискованную ставку:

— Пойдемте прямо сейчас в мою мастерскую. Вы будете первым, кто узнает нашу самую важную тайну.

20

Речь обвинителя, направленная против могущественного банкира, была не так длинна и язвительна, как в случае с Гутенбергом. Но теперь, когда палец его переместился в направлении Шёффера, Зигфрид из Магунции как будто вновь воспылал негодованием. И у него были на это веские причины, ведь молодой зять Фуста присвоил то, что переписчик больше всего на свете ценил в себе самом, — его почерк.