Читать книгу "Ученик монстролога. Проклятье вендиго - Рик Янси"

— Где Скала? — требовательно спросил он.

Фон Хельрунг что-то невнятно пробормотал в ответ, и лицо доктора потемнело от гнева.

— Если вы его отправили туда как ангела смерти в образе обезьяны, Meister Абрам, я сдам его полиции.

Я не слышал ответа фон Хельрунга — меня схватила за воротник Лилли.

— Ты сегодня будешь на конгрессе? — спросила она.

— Думаю, да, — сказал я.

— Хорошо! Дядя тоже обещал меня взять. Я найду тебя, Уилл.

Не успел я выразить сердечную благодарность за это чудесное известие, как доктор потянул меня в экипаж.

— Прямо в Общество, мистер Грей! — выкрикнул он, сильно ткнув пяткой трости в крышу. Доктор откинулся на сиденье и закрыл глаза. Он выглядел ненамного лучше, чем его умирающий в Бельвю подопечный. Вот так мы сплетены в танце судьбы, пока один не упадет, и мы должны отпустить его, если не хотим погибнуть вместе с ним.

* * *

Тот дождливый день я провел в основном на третьем этаже старого здания оперы в похожем на грот зале, в котором раньше, наверное, помещалась танцевальная студия. Уортроп принимал там участие в качестве ассоциированного члена в заседании редакции Encyclopedia Bestia — публикуемого Обществом исчерпывающего каталога кровожадных существ, больших и малых. Вел заседание долговязый монстролог из штата Миссури по фамилии Пельт, обладавший самыми впечатляющими густыми, длинными и закрученными усами, какие я когда-либо видел. По ходу заседания Пельт жевал соленые крекеры, и я восхищался его умением не ронять крошки на причудливые завитки усов. Это был тот самый доктор Пельт, который, как он позднее признался, был автором анонимного письма, сподвигшего нас на недавний экскурс в темные дебри монстрологии.

Почти не спав минувшей ночью, я дремал в своем кресле под гудение ученых мужей, обсуждавших, анализировавших и споривших о последних исследованиях, дополнявшееся приятной мелодией дождя, стучавшего в высокое арочное окно. Я пребывал в этом сладком полусонном состоянии, когда получил сильный толчок в плечо. Очнувшись, я увидел над собой Лилли Бейтс.

— Ты здесь! — прошипела она — Я тебя везде разыскиваю. Мог бы сказать мне, где ты будешь.

— Я не знал, где я буду, — честно сказал я.

Она плюхнулась в соседнее кресло и мрачно смотрела, как маленький флегматичный аргентинец с примечательным именем Сантьяго Луис Морено Акоста-Рохас ныл по поводу убогого письма большинства монстрологов: «Я понимаю, что они не литераторы, но как можно быть такими безграмотными?»

— Смертельная скука. — Лиллиан резко встала и протянула мне руку.

— Я не могу оставить доктора, — запротестовал я.

— Почему? Ему может понадобиться скамейка для ног? — иронически спросила она. Она подняла меня на ноги и потащила к двери. Я оглянулся на своего хозяина, но он, как всегда, был безразличен к моей участи.

— Теперь тихо, — прошептала она, ведя меня через коридор к двери с табличкой: «ПРОХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН. ЭТО НЕ ВЫХОД».

За дверью открылась круто уходящая вниз лестница, тьма сразу поглощала жалкий свет рожков, размещенных на каждой площадке между пролетами.

— Думаю, нам не следует туда спускаться, — сказал я. — Табличка…

Не утруждаясь ответом, Лилли тянула меня за собой вниз по этой заброшенной шахте, не смущаясь узкими ступенями и отсутствием перил. Стены, влажные и с длинными гирляндами облупившейся черной краски, тесно сдавливали лестницу с обеих сторон. На нижней площадке, двумя этажами ниже уровня улицы, нас ждала еще одна дверь с еще одной табличкой: «ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН».

— Лилли… — начал я.

— Все нормально, Уилл, — уверила она меня. — Он каждый день засыпает примерно в это время. Надо только вести себя очень тихо.

Не успел я спросить, почему все нормально, несмотря на таблички, которые ясно указывали, что это не так, и узнать, кто каждый день засыпает примерно в это время, как она открыла дверь плечом и нетерпеливо махнула рукой, чтобы я следовал за ней, что я и сделал по причинам, до сих пор для меня неясным.

Дверь захлопнулась, погрузив нас в абсолютную тьму. Мы стояли в начале заброшенного коридора, ведущего в святая святых темной, вызывающей отвращение стороны натуральной истории.

Его официальное наименование было Монструмариум (буквально «дом чудовищ»), поскольку здесь хранились тысячи экземпляров, собранных по всем уголкам земного шара, от злобного родича Гигантопитекуса Демона Канченджанги с Гималаев до крохотной, но не менее ужасной Vastarus hominis (чье название означает «губить людей») из Бельгийского Конго. В 1875 году какой-то остряк по пьянке обозвал Монструмариум «Звериной свалкой», и название прижилось.

Так называемый Нижний Монструмариум, в который мы с Лилли сейчас крались, нащупывая пальцами подземные стены, чтобы сохранить равновесие, был пристроен к изначальному сооружению в 1867 году. Нижний Монструмариум — переплетение коридоров и низких клаустрофобных комнат, иногда размером с чулан — был хранилищем тысяч еще не каталогизированных экземпляров и макабрических диковин. В комнате за комнатой полки прогибались под тяжестью тысяч сосудов с консервирующим раствором, в котором плавали куски неопознанной биомассы — насколько мне известно, они там хранятся и по сей день. Лишь на малой части сосудов были бирки, да и на тех обозначались лишь имя вносителя (если оно было известно) и дата внесения; в остальном это были безымянные напоминания об обширности монстрологической вселенной, о кажущейся неистощимой палитре существ, созданных каким-то загадочным богом во вред нам.

Мы вошли в маленькую переднюю, где Лилли взяла фонарь, который висел на железном пруте, замурованном в бетонную стену. Воздух был прохладным и пах плесенью. В свете фонаря мы видели пар от своего дыхания.

— Куда мы идем? — спросил я.

— Тихо, Уилл! — сказала она, чуть прибавив голоса. — Или ты разбудишь Адольфуса.

— Кто такой Адольфус? — Я тут же уверился, что подземелье охраняет какое-то огромное пожирающее людей существо.

— Шшш! Просто иди за мной — и тихо.

Адольфуса, как выяснилось, в тот день не было в Нижнем Монструмариуме. Дела редко заводили его сюда, потому что он не был монстрологом и не считал себя служителем зоопарка. Он был, скорее, куратором Монструмариума как такового.

Адольфус Айнсворт был старым человеком и ходил с посохом, чей набалдашник был сделан из черепа вымершего Ocelli carpendi — ночного хищника размером с обезьянку капуцина, с острыми, как бритва, шестидюймовыми клыками на верхней челюсти и пристрастием к человеческим глазам (если в наличии не было глаз других приматов), особенно детским, которые Ocelli вырывал из глазниц, когда дети спали. Адольфус назвал череп Эдипом и считал, что это очень умно, забывая, правда, то смущающее обстоятельство, что Эдип вырвал и свои собственные глаза.