Читать книгу "Белая ночь - Дмитрий Вересов"

Но Кирилл вдруг нашел себя в этом хаосе, абсурде, переполохе. Ему показалось, что он понимает, что происходит вокруг, а его противник нет. Он ударил боковым справа, свободно, как на тренировке. Не придал удару особенного значения, приготовился бить еще, но увидел судоводителя Юдина, переступавшего ногами скрестно, как будто тот исполнял «Танец маленьких лебедей». Лаврушин остановил бой.

— Марков, а у тебя правый боковой! — сказал он удивленно. — И еще эти.., как их?., бойцовские качества.

В пустой раздевалке Кирилл встретил Серегу Красина. Красин учился на электромеханическом факультете, был звездой института в тяжелой весовой категории, на равных бился с лучшими тяжеловесами города, даже Яковлеву проиграл только по очкам, по пристрастному мнению судей.

Красин только что вышел из душа. По его медвежьей, покатой фигуре бежала вода.

— Первый бой? — спросил он со снисходительной улыбкой большого хищника.

— Первый, — кивнул головой Кирилл. — Ничего не понял…

— Потом поймешь, — сказал Красин, достал огромное махровое полотенце размером с простыню и вдруг запел басом:

— Я тебя своей Аленушкой зову, как прекрасна эта баба наяву…

Марков подумал, что слишком много получил сегодня ударов по голове, если Красин поет «Аленушку», то есть шкафы распевают песни советских композиторов. А голова ему сейчас очень была нужна для первой экзаменационной сессии.

Как ни странно, но под руководством Иволгина Кирилл получил все допуски без проблем, даже коллоквиум по высшей математике сдал страшному Коршунову с первого раза на «хорошо». Хотя сам Дима Иволгин миновал его только со второй попытки.

Страшным клекотом звучало слово «коллоквиум» для студентов-судомехаников и корабелов. Коршунов, втянув голову в плечи, сквозь очки рассматривал очередную жертву. Когда же сошлись за столом две птичьи фамилии, хищник не мог не выпустить когтей, и бедный Иволгин вылетел из аудитории изрядно ощипанным.

— Кто так принимает коллоквиум! — возмущался Дима. — Ерунда какая-то! Надо пожаловаться на него на кафедру высшей математики!

Или жене его…

Первая сессия подходила к концу, и оставался последний экзамен по истории партии. В зачетке Кирилла были уже три оценки «хорошо».

— Хорошо, хорошо, хорошо, — повторял он их на разные лады, покачиваясь в двадцать восьмом трамвае, словно соглашался с кем-то, может, со своим строгим отцом.

По крайней мере, кончились числа, матрицы, холодные и горячие обработки, плоскости.

В истории партии хотя бы действуют люди, пусть и представленные в виде организованных и сплоченных масс. В истории партии есть хоть что-то человеческое…

«Довели! — подумал Кирилл. — Историю партии полюбил! До чего довели человека, сволочи!»

К сволочам он относил отца, заставившего его идти в корабелы, по его, так сказать, стопам, замдекана, всех ЛИВТовских преподавателей, за исключением Ирины Ивановны… Или спасти ее в последний момент и вынести из моря на руках в мокром, прилипшем к телу платье? Мысленно он сажал их всех в баржу, типа «река-море», завозил на прощание в иностранный порт, чтоб помучились напоследок, а потом топил под звуки битловской «Желтой подводной лодки»… А Коршунов, отнесшийся к нему вполне лояльно и на коллоквиуме, и на экзамене? Туда же! Тоже сволочь…

— Вы так посмотрели на меня, будто я наступила вам на ногу.

Марков сморгнул видение кормы, вертикально уходившей в глубины Балтийского моря.

Кажется, в волнах прощально мелькнули точеные икры и тонкие щиколотки. Ирину Ивановну спасти не удалось… На Кирилла смотрело лукавыми глазками ангельское личико.

В голове завертелись дурацкие фразы, будто из военного разговорника: «Как вас зовут? Мы с вами раньше не встречались? Вы, случайно, не снимались в кино? Сколько в вашей части пулеметов? Как зовут вашего командира?» Но она сказала сама:

— Мне даже показалось, что вы мысленно выругались. Мы что, с вами раньше встречались, и я вас чем-то обидела?

— Ну что вы! — Марков хотел сделать галантный жест рукой, но трамвай качнуло. — Я думал совсем о другом.

— Вот это да! — теперь воскликнула девушка. Впервые встречаю такого молодого человека, который смотрит на меня, а думает о другом.

Хорошо еще, что не о другой. Неужели это оно?

Как вы думаете?

— Что «оно»? — переспросил Кирилл.

— Что-что? Увядание, угасание, умирание… Как неожиданно оно подкралось! А так много я еще могла бы совершить доброго, вечного.., для вас, люди!

Последнюю фразу она произнесла, обращаясь к двум сидевшим рядом бабкам, которые переглянулись и стали смотреть на девушку с тревожным ожиданием. «Так она, наверное, пьяная! — неожиданно догадался Кирилл. — Конечно, пьяная. Стала бы такая девчонка…» Что именно она стала бы, он не додумал. Марков разглядел ее, наконец.

Вязаная шапочка, короткая куртка со стоячим меховым воротничком, замшевые сапожки и… ослепительно голубые джинсы. Все подобрано в тон. А джинсы… Голубое небо и небесные джинсы подходят ко всему на свете! Кто придумал, что ангелы обязательно в белом и с крыльями? Мода меняется даже на вечное. Теперь ангелы спускаются на землю в голубых американских джинсах и слегка навеселе…

Марков не видел, какие волосы спрятались у нее под шапкой. Как в детской бумажной игре «Одень куклу», он примерял ей мысленно темные или светлые локоны. Пожалуй, с темными волосами она была бы красивее, но тогда лицо ее потеряло бы ангельское выражение. Поэтому Кирилл проголосовал в душе за белокурость.

— Ну что вы, — сказал он вслух. — Вам ли… Вы такая…

— «…эстетная, вы такая изящная…», — неожиданно процитировала девушка, при этом внимательно наблюдая за реакцией Кирилла.

Словно она подсмотрела через плечо в его заветный блокнот с нарисованными Kiss'aми на обложке, где кроме рок-групп и их альбомов, были еще переписанные от руки стихи Северянина, Хлебникова, Бурлюка… Вот так девушка!

С Сагировым и Иволгиным они часто обсуждали проблему знакомства, проще говоря, как клеиться к девчонкам наверняка, чтобы не послали. Кирилл с Костей были сторонниками оригинальных домашних заготовок, тонкой режиссерской работы и актерской репетиции. Но в деталях расходились и до хрипоты спорили, какой вариант выглядит предпочтительнее.

— Мне не надо вашего имени! — кричал один. Только позвольте совершать подвиги в вашу честь, прославляя вашу красоту. Скажите только ваш адрес, куда я мог бы отсылать вам плененных мною мавров и монстров! И телефон, чтобы проверить, дошли они или нет…

— Туфта! Лучше так, — перебивал другой. Горьким стал дым моего вигвама, любимый мустанг мой захромал, мое каноэ дало течь, как только я увидел вас, скво. Я знаю, вас зовут Лесной Цветок…