Читать книгу "Он не хотел предавать - Феликс Меркулов"

— Что вы об этом думаете? — не дождавшись мнения Гольцова, нервно спросила Вероника Николаевна. — Кто эта женщина?

Георгий пожал плечами:

— Не знаю. А почему вы думаете, что это кто-то с работы?

Вероника Николаевна болезненно нахмурилась, словно превозмогая боль.

— Я думала, почему он уволился… — объяснила она. — Это было похоже… Как если бы он оттуда бежал. Вот почему я думала о женщине. Юра словно разрывался между нами, невестой и какой-то тайной жизнью, которая вдруг появилась. Скажите, Георгий, у него были неприятности по службе?

Георгий постарался ответить без запинки:

— Нет. На работе Юра всегда был на хорошем счету. Я был огорчен, когда он увольнялся, и наш директор, Полонский, тоже. Я знаю, что он пытался Юру отговорить.

— Да? А почему вы тогда звонили Юре? Вам нужна была какая-то информация?

— Ничего особенного, — ответил Георгий. — Обычная рабочая неразбериха. Затерялся один документ, который проходил через Юру, и я подумал: может быть, Юра вспомнит.

Услышав о документах, мать сразу утратила интерес. Что ей до скучных деталей работы сына? Ее мучило другое:

— Юра не был карьеристом. Некоторое время мы с отцом даже переживали, что сын не по-мужски равнодушен к карьере, не стремится достичь чего-то, горы своротить… Я хорошо знала своего сына, — сказала Вероника Николаевна. — Для него даже отставка с позором не могла стать ударом. Если бы он чувствовал, что поступил правильно, — ему не страшны были бы никакие карательные санкции. Он бы мог преспокойно уехать в деревню и чувствовать себя счастливым.

— А если неправильно? — спросил Георгий.

— Если Юра осознал свою неправоту, то чувство справедливости перевесило бы личные эмоции, — твердо сказала мать. — Когда Юра понимал, что поступил неправильно, он просто признавал: да, я был не прав, извини. Для него правда была важнее всего. Знаете, когда он учился в шестом классе, его классная руководительница показала мне заметку, которую он написал для школьной стенгазеты «Барабанщик»: «Человек, у которого нет чести, может пройти мимо несправедливости».

Георгий думал о Юре, и каждое слово Вероники Николаевны находило подтверждение в его воспоминаниях: да, Юра был именно таким, каким описывала его мать. Он слушал ее и поражался почти дословному совпадению ее слов с тем, что рассказывала Ольга. Две женщины наблюдали за Юрой неравнодушным взглядом и заметили то, что осталось скрытым для посторонних.

Юра неожиданно изменился. Это произошло в конце прошлого года, в начале зимы… Юра стал задумчивее, чем обычно, загрустил. Затем стал исчезать без объяснений, куда и с кем уходит. Его разрывало надвое, он метался. Он стал похож на одержимого. Казалось, он себе не принадлежит.

— И еще… он снова сблизился с отцом. Это, конечно, хорошо. — Вероника Николаевна вздохнула. — Но мне это показалось странным. Я чувствовала, что Юра разочаровался в чем-то жизненном, главном… Принял точку зрения отца? Ему вдруг стали нужны деньги. Однажды я заметила, что он не ездит на своей машине. Юра сказал, что оставил ее в автосервисе. Тогда я ему поверила, но теперь знаю, он солгал, машина пропала. В другой раз я заметила, что из дома исчез тренировочный японский меч «катана», который висел у него в комнате, довольно дорогой. Я не задавала ему вопросов, только сказала: «Юра, если ты захочешь со мной поговорить, я готова тебя выслушать и помочь».

— Что он ответил? — спросил Георгий.

— Ничего. Только грустно улыбнулся и поцеловал меня. Сказал, что я самая лучшая мать в мире и он меня любит…

— Он не был наркоманом?

— Я думала и об этом!

По щекам Вероники Николаевны покатились слезы. Она взяла себя в руки, решительно вытерла глаза салфеткой.

— Я думала и об этом, — уже спокойнее добавила она. — Теперь знаю точно, что нет. Ведь было медицинское обследование после того, что он сделал… У вас есть дети?

— Есть, — кивнул Георгий. — Сын.

— Единственный? — констатировала Вероника Николаевна и безапелляционным тоном потребовала у Гольцова как можно скорее завести второго, а лучше — и третьего ребенка.

— Вы не понимаете, как это страшно: потерять единственного сына, взрослого, красивого, умного, порядочного. Какая пустота возникает потом. Жизнь прошла, а для чего она была? И для чего теперь жить?

Георгий молчал.

— Знаете, Георгий, я никого не обвиняю, не ищу виновных, чтобы они понесли наказание, и никого не осуждаю. Я только хочу знать, что произошло с моим сыном. Мать имеет на это право. Я не могу успокоиться, все думаю, думаю: где моя вина, где, может быть, вина отца?.. Почему мы упустили Юру?

Она промокнула салфеткой сухие глаза.

— У Андрея Виссарионовича другое мнение, он всех обвиняет, но не обижайтесь на него. То, что он пережил, врагу не пожелаешь. Никто не знает, что значит найти сына так… Отец нес его на руках к машине, вез в больницу. Не мог поверить, что все кончено. Надеялся, что еще можно помочь. Не дай бог кому-то пережить то, что нам довелось… Что случилось с Юрой? У меня нет ответа. Помогите мне узнать правду. Ради Юры… Поможете?

Ответ она прочла по лицу Георгия.

Вечером того же дня ему позвонил Яцек Михальский. Как чувствовал:

— Куда пропал?

— В гостях пил, — оговорился Гольцов.

Хотел сказать «был», но получилось прямо по Фрейду.

— Пил? — развеселился Яцек.

— Да. Чай.

— Интересно, с кем?

— Ты фильм «Крутой вираж» смотрел в детстве?

— Раза четыре. А что?

— Лялю помнишь?

— Гошка, ты пьян, я не пойму?

— Да в порядке я, в порядке. Отвечай, когда спрашивают. Помнишь героиню — Лялю?

— Помню, конечно. Что ты хочешь сказать, ты с ней чаи гонял?

— Поверишь, если скажу?

На Михальского это не произвело особого впечатления.

— Ну, — промямлил он, — не вижу в этом ничего особенного.

— Это его мать, представляешь?

— Чья?

— Юры Малышева! Парня того, к которому мы на кладбище ездили. Она жена последнего министра культуры СССР. А Юра — их единственный сын.

— А! — вежливо ответил Яцек.

Георгий усмехнулся:

— Помнишь, как в Европарламенте вопрос нашим задали: «Who is mister Putin?» Вот я думаю: ху из Юрий Малышев?

Яцек немного помолчал.

— Ты все-таки малость пьян, — уточнил он.

Гольцов согласился — есть немного.

— Ты дома сейчас? — Яцек звонил на мобильный.

— Да, уже дома.

— Иди спать, — посоветовал Яцек. — Завтра созвонимся.