Читать книгу "Иногда Карлсоны возвращаются - Фридрих Незнанский"

Школа быстро лишила Бориса иллюзий. Искреннее детское веселье обернулось склонностью к жестоким выходкам в отношении слабых одноклассников и подловатыми шутками, направленными против учителей. Не запудренные взрослыми мозги оказались засорены штампованными фразами из рекламы. А что касается чистоты восприятия, то, хотя Борис из кожи вон лез, выискивая занимательные задачи и интересные факты по своему предмету, школьники усваивали физику с превеликим скрипом и напрягом. Они пялились на формулы, как очень тупые бараны на очень новые ворота. Борис выходил из себя и закономерно чувствовал себя плохим педагогом. Чувство собственной педагогической несостоятельности вело к иным нехорошим чувствам… После трех лет работы в школе Борис Торкун начал ненавидеть этих маленьких зверенышей, еще более глупых, агрессивных и развязных, чем взрослые скоты.

Тем не менее в педагогическом коллективе его ценили – и не только как редкого и перспективного мужчину среди женского царства, но и как превосходного предметника. Кажется, любовь к детям вообще не считается большим достоинством в школах. Когда Борису предложили взять классное руководство, он не отказался: все-таки дополнительные деньги. Он все глубже втягивался в этот мирок, полный сплетен, дрязг, примитивных уловок и тайных желаний. Он жалел, что пришел в школу, но уйти отсюда уже не мог. Прежнюю работу он потерял, найти новую было трудно. А есть, как ни банально, хотелось каждый день…

Все это его не оправдывает. Но это хотя бы частично способно объяснить, почему он не отшил сразу же Андрея Мащенко, который подкатил к нему со своим предложением… Предложение изъять часть денег у богатого папахена одного из учеников в его классе не показалось Борису таким уж кошмарным. Правда, он долго сомневался и колебался: ведь как-никак это – криминал…

– Не такой уж криминал, – уверял Андрей, глядя на Бориса светлыми бесстыжими глазами беса-искусителя. – Я так устрою, что мальчишка сам нам помогать будет. Пусть потом папаша с него деньги требует! А мы растворимся… заляжем на дно…

Как ни удивительно, Борис сразу поверил, что Андрей способен переманить мальчишку на свою сторону и восстановить против отца. В нем было что-то… какое-то обаяние, если понимать это в том смысле, что он способен был «обаять» – зачаровать – любого. Гипнозом каким-то владел, что ли? По крайней мере, на детей его гипноз действовал будь здоров. Вот кому надо было идти в учителя, а совсем не Борису!

Та вечеринка была не слишком веселая, хотя и многолюдная – обычный вечер в школе, посвященный празднику 8 Марта. Детей и взрослых было много, охране за всеми в таких случаях не уследить, и пришедший вместе с Борисом Андрей органично вписался в празднество. Никто не задавался вопросом, кто он такой: все, наверное, думали, что родственник кого-то из ребятишек. А за то время, пока дети и родители веселились, Андрей нашел подход к Степану. Он замкнутый… Но Андрей справился с его замкнутостью, – Борис сообщил ему о Степановых интересах. Классный руководитель все-таки должен знать своих учеников!

Между прочим, Степан был на этом школьном мероприятии с мамой. Сусанна тоже Андрея видела, и, кажется, он понравился ей… Во всяком случае, внушил доверие. Она, кажется, решила, что этот человек относится к педагогическому коллективу – ведь родители не обязаны знать в лицо всех работников школы! Для доверия им достаточно, что человек находится на ее территории…

Кротов и Агеев ничего не сказали Борису, но с удивлением отметили про себя, что если бы на школьный вечер Степан явился вместе с папой, план, по всей вероятности, провалился бы. Или если бы Сусанна описала мужу весь вечер и встреченных в школе людей, особо отметив веселого эрудированного брюнета со шрамом на подбородке. Но, очевидно, ничего подобного в семье Кулаковых не было принято. Как же разобщены люди! Можно ли это вообще назвать семьей?

– Андрей планировал убить ребенка?

– Нет! Что вы! – Лицо Бориса Торкуна выразило испуг, но был ли это страх за себя или за мальчика, сказать невозможно. – Мы не планировали… Я не позволил бы… Но только…

– Что «только»? – прикрикнул на него Кротов.

– Он хотел получить деньги… Теперь, наверное, не получит… Не знаю, что он со Степаном сделает. Вдруг разозлится? Он ведь уголовник, я правильно догадался?

– Раньше надо было догадываться! – не выдержал Кротов. – На сколько вы договорились?

– Пятнадцать часов ровно… Как говорится, ноль-ноль…

Кротов взглянул на часы.

– Времени навалом! – обнадежил он остальных. – Получит он свои «зелененькие»! И милицию в придачу! Поехали! Э-э, тьфу, погодите… А где наши друзья-спецназовцы? Которые в ту бетонную нору полезли?

– Наверное, до сих пор по норам и лазят. По канализации, или что у них там.

– Ну, вы уж как-нибудь предупредите, что мы его взяли!

Пришлось смириться с потерей части человеческого ресурса. Впрочем, и без тех, кто пошли обследовать канализацию, людей оказалось выше крыши… Нет, все-таки слегка пониже крыши автомобиля, куда участники этого марафонского забега набились с трудом. Игорь Кулаков, оказавшись рядом с незадачливым физиком, из которого получился такой же неудачливый похититель, пытался применить к нему меры физического воздействия. Пришлось их рассадить. На это ушло еще несколько минут.

– Ну, все наконец? Едем?

– Едем!

– А теперь, – весело сказал Андрей, – я должен тебя связать. Ты уж потерпи, так надо. Для правдоподобия.

Степан широко улыбнулся: все получилось, как надо, игра вступала в заключительную стадию. Еще один, последний бой – и на экране загорится сияющее Game over… Он, Степан, выиграет у родителей! Это оказалось не очень трудно. Даже весело. Он, конечно, волновался за маму, но бранчливый голос отца в трубке лишил его всякого желания сознаться, что все это – розыгрыш. Страшный, может быть, но – розыгрыш. Он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться прямо в телефон – и смех все-таки прорывался, но Степан зажимал себе рот, чтобы смех сошел за рыдания. Кажется, папа ничего не понял. А может, чуть-чуть догадался? Иначе почему говорил с ним так сердито?

Нет, не может быть. На самом деле все получилось. Деньги уже сегодня будут у Андрея. А Степана найдут родители… И чтобы все их подозрения испарились, Степан должен будет иметь такой вид, будто ему действительно пришлось многое пережить. Будто ему здесь было очень плохо…

А если по-честному, ему здесь было хорошо. Гулять было нельзя, его могли бы заметить; но Андрей ради него взял на работе отпуск, таскал ему журналы, какие он просил, не запрещал часами играть в игры на карманном компьютере и никогда не говорил, что этими играми он только попусту портит глаза. Вместо обедов с обязательным супом на первое и тефтелей на второе можно было питаться необыкновенно вкусными макаронами из пакетика, которые надо заливать кипятком. А еще Андрей рассказывал ему о том, где он побывал, что повидал. Шутил с ним, играл в шашки и домино, – и оказалось, что играть с живым человеком интереснее, чем с машиной. Они много смеялись… Одним словом, у Степана останутся замечательные воспоминания об этой пустой, словно бы ничейной, квартире в отдаленном районе. Андрей говорит, что это временное жилье, его не жалко бросить. Наверное, так оно и есть. Андрей взял бы на себя слишком тяжелую ношу, принимая беглеца в собственной квартире. Достаточно и того, что он подставил себя под удар, укрывая беглеца. Теперь ведь его по правде могут обвинить в похищении…