Читать книгу "Башня шутов - Анджей Сапковский"

– Выбирать мне достается не впервой. Ты грешишьвысокомерием, полагая, будто я испугаюсь. Еще сегодня утром я не знал о твоемсуществовании, уже сегодня вечером, если понадобится, я о нем забуду. Повторяюпоследний раз: либо исповедь как проявление доверия, либо прощай. Поспеши свыбором, до сексты осталось немного времени. А здесь строго следуют литургиичасов.

Рейневан стиснул кулаки, борясь с непреодолимым желаниемразвернуться и уйти, выйти на солнце, свежий воздух, зелень и пространство. Вконце концов здравый смысл победил. Он переломил себя.

– Я даже не знаю, – выдавил он, опускаясь наколени на отполированную многочисленными исповедывавшимися доску, –священник ли ты.

– Это не имеет значения. – В голосе человека изисповедальни прозвучало что-то вроде насмешки. – Мне нужна только твояисповедь. Отпущения грехов не жди.

– Я даже не знаю, как тебя зовут.

– У меня много имен, – тихо, но отчетливодонеслось из-за решетки. – Мир знает меня под разными именами. Поскольку уменя есть шансы вновь вернуться в мир… придется что-то выбирать… Вилибальд изГирсау? А может… Бенигнус из Аикса? Павел из Тыньца? Корнелиус ван Хеемскерк? Аможет… может… мэтр Шарлей? Как тебе это нравится, парень: мэтр Шарлей? Нуладно, не кривись. Просто Шарлей. Без «мэтр». Согласен?

– Согласен. Приступим к делу, Шарлей.

Едва массивные, воистину не уступающие крепостным воротастшегромского монастыря кармелитов с грохотом задвинулись за ними, едва ониудалились от высиживающих у ворот нищих и вымаливавших подаяние попрошаек, едвавошли в тень придорожных тополей, как Шарлей до глубины души потряс Рейневана.

Недавний демерит и узник, только что таинственный, угрюмый игордо молчаливый, теперь вдруг разразился гомерическим хохотом, подпрыгнул нехуже козла, кинулся навзничь в сорняки и несколько секунд катался в траве,словно жеребенок, рыча и смеясь попеременно. Наконец на глазах остолбеневшегоРейневана его недавний исповедник перекувыркнулся, вскочил, проделал в сторонуворот очень оскорбительный жест, согнув руку в локте. Жест сопровождалсядлинным перечнем крайне непристойных проклятий и ругательств. Некоторыекасались персонально приора, некоторые – стшегомского монастыря, некоторые –ордена кармелитов в целом, некоторые имели общий характер.

– Не думал я, – Рейневан успокоил лошадь,напуганную спектаклем, – что там было так тяжко.

– Не судите и не судимы будете. – Шарлей отряхнулодежду. – Это во-первых. Во-вторых, будь добр, воздержись от комментариевхотя бы временно. В-третьих, поспешим в город.

– В город? А зачем? Я думал…

– Не думай.

Рейневан пожал плечами, направил лошадь по дороге. Он делалвид, будто отворачивается, но при этом не мог удержаться, чтобы уголком глазане наблюдать за шагающим рядом с лошадью мужчиной.

Шарлей был не очень высок, даже немного уступал ростомРейневану, но это не бросалось в глаза, поскольку недавний демерит был плечист,крепко сбит и наверняка силен, о чем свидетельствовали жилистые и играющиемускулами предплечья, выглядывающие из коротковатых рукавов. Шарлей несоглашался покинуть монастырь в рясе, а одежда, которой его снабдили взамен,была немного странноватой.

Довольно грубые, чтобы не сказать топорные черты лицадемерита не мешали ему быть живым, непрерывно изменяющимся, играющим широкойгаммой разнообразных выражений. Горбатый и мужественно крупный нос нес следыдавнего удара, нижняя часть подбородка скрывалась в старом, но все еще видномшраме. Глаза Шарлея, зеленые, как бутылочное стекло, были очень странными.Глядя в них, так и хотелось проверить, на месте ли кошелек и кольцо на пальце.Беспокойная мысль устремлялась к оставшейся дома жене и дочерям, а вера вдевичью добродетель обнажала всю полноту своей наивности. Неожиданноутрачивалась какая-либо надежда на возврат данных в долг денег, переставалиудивлять пять тузов в колоде для пикета, подлинная печать на документе начиналаказаться чертовски неподлинной, а у коня, доставшегося за большие деньги,начинались странные хрипы в легких. Именно такое чудилось, если смотреть вбутылочно-зеленые глаза Шарлея. И на его лицо, в котором решительно больше былоот Гермеса, чем от Аполлона.

Они миновали широкую полосу пригородных огородов, потомчасовенку госпициума[159] Святого Миколая. Рейневан знал, чтогоспициум содержат иоанниты, знал также, что в Стшегоме у ордена размещаетсякомандория. Он тут же вспомнил князя Кантнера и приказ направиться в МалуюОлесьницу. И начал беспокоиться. Приказ мог быть связан с иоаннитами, а значит,дорога, по которой он ехал, не была тропой преследуемого волка, сомнительно,чтобы каноник Отто Беесс одобрил такой выбор. И здесь Шарлей впервые проявилсвою проницательность. Либо столь же редкое умение читать чужие мысли.

– Нет причин беспокоиться, – сказал он легко ивесело. – В Стшегоме свыше двух тысяч жителей, мы затеряемся среди них,как снежинка в пурге. Кроме того, ты под моей защитой. Как ни говори – я обязался.

– Все время, – ответил Рейневан после долгогомолчания, понадобившегося ему, чтобы остыть, – все время я пытаюсь понять,какое значение для тебя имеет такое обязательство.

Шарлей широко улыбнулся, показав белые зубы шагающимнавстречу сборщицам льна, пригожим девицам в сильно потрепанных одежках, едваприкрывающих обилие потных и запыленных прелестей. Девиц было несколько, аШарлей лыбился всем по очереди, так что Рейневан потерял надежду услышатьответ.

– Вопрос, – застал его врасплох демерит, отрываявзгляд от подрагивающей под мокрой от пота длинной рубашкой круглой попочкипоследней из прелестниц, – носит философский характер. А на таковые я непривык отвечать в трезвом состоянии. Но обещаю, ты получишь ответ еще до заходасолнца.

– Не знаю, дождусь ли. Не сгорю ли раньше отлюбопытства.

Шарлей не ответил, зато ускорил шаг так, что Рейневанупришлось заставить лошадь пойти легкой рысью. В результате они вскоре оказалисьу Свидницких ворот. А дальше, за группой отдыхающих в тени умазюканных паломникови покрытых язвами нищих, уже был Стшегом с его узкими, грязными, вонючими иполными народу улицами.

Куда бы и к какой бы цели их ни вела дорога, Шарлей ее знал,так как шел уверенно и без всяких колебаний. Они прошли по улочке, в которойтарахтело столько ткацких станков, что она, несомненно, называлась Ткацкой либоСуконнической. Вскоре вышли на небольшую площадь, над которой вздымаласьцерковная колокольня. Через площадь – это можно было видеть и обонять – недавнопрогоняли скот.