Читать книгу "Безымянные боги - Иван Жеребилов"

чтобы словам первого встречного верить, да проклятий пугаться. А что с государевыми людьми? Неужели не осталось верных, кто бы обрубил всю скверну одним махом?

— В том-то всё и дело. Кого на дальние рубежи услали, кого с посольствами отправили, а кто-то странной смертью помер, быстрой, но мучительной. Оставшиеся олухи, перепугались видно так, что слова поперёк не скажут.

— Выходит, и ты мне советуешь в хоромы государевы не ходить?

— С чего это? Я тебе не советчик. Иди, да гляди, может, и разумеешь что. Может, тебя-то как раз и примет Государь, как давнего соратника.

— Хорошо бы, только ухо всё равно надо востро держать. Есть ли у тебя верные люди?

— Моих людишек десятка полтора наберётся, да поручиться могу за Тихослава с Умиром.

— Я их не знаю.

— Молодые совсем. Тихослава я учил, а Умир уже его ученик. Они, как и ты в столице не больно любят сидеть. Всё больше по чащам дремучим ходят, ищут травы да минералы редкие.

— Не из трусливых?

— Обижаешь. Они, конечно, не ты, но нечисти побили достаточно. Великосветье, оно уже давно тьмой напитывается, в глухих уголках бывает такая гадость обретается, что и рассказывать тошно.

— И то дело, но всё равно маловато. У тебя одни догадки, у меня и того меньше.

— У многих даже этого нет. Завтра к Государю пойдёшь?

Твёрд только кивнул в ответ.

— Вот как вернёшься, и будем думать, — продолжил Мал. — Эх, жаль Ворон сгинул… на него бы никто не посмел и рта разинуть.

— Что старое поминать? — произнёс Твёрд, настроение которого окончательно испортилось при упоминании о старом учителе. — Надо думать, как заговору помешать. Измена зреет, Мал, повсюду козни строят, хотят нас опрокинуть, да крови человечьей попить.

— Знаю, — отозвался товарищ. — Не знаю только, что с этим делать. Ну, да одна голова хорошо, а две получше будет.

Он поднялся, собираясь уходить, и пояснил:

— По улице лучше в светлое время ходить, а то ночью такое бывает…

— Что ж такое может стрястись, что тебя пугает? — удивился волхв Вежи. — неужели татей боишься?

— Давно ты в стольном граде не был, — покачал головой Мал. — В Нижнем городе бывает, что утром целиком обглоданные скелеты находят, люди пропадают бесследно, причём не только простые горожане, а и дворня государева, и даже те, кто в совете состоял. И на всё это сквозь пальцы смотрят да замалчивают лихо.

— Так мы не в Нижнем городе.

— Лучше не рисковать. Тут не трусость, Твёрд. Сердце моё зло чует, а увидеть его не могу, будто притаилось оно до времени.

— Страшные ты речи ведёшь.

— По нынешним временам, обычные. Меня, как найти знаешь, завтра сразу приходи, думать будем.

Они обнялись на прощание, и Мал ушёл восвояси, а Твёрд крепко задумался, что же это творится в стольном Богораде, и по-прежнему ли он наполнен сиянием, чистотой и простором.

***

Живя в меркнущем, но всё ещё сильном свете самосветного камня, он совсем отвык от тёмных ночей и, каждый раз, когда выбирался из крепости, с приходом сумерек чувствовал тревогу и страх, которые тщательно прятал, даже от самого себя. Этой ночью, после всех новостей и разговоров, он и вовсе не смог сомкнуть глаз, но вряд ли бы кто-то это смог определить.

К походу в государев дворец Твёрд приготовился самым тщательным образом. Не хватало ещё дать недругам повод для сплетен. Нет уж. Даже если Государь его не примет, не нужно даже подавать вид, что такая возможность имеется.

Тщательно проследив, чтобы и подручные выглядели подобающе, Твёрд приказал выдвигаться к дворцу.

Когда пришло время покупать дом в столице, он предпочёл устроиться не ближе ко дворцу, а на окраине, за тогдашней городской стеной, где и простора побольше, и не так шумно. Было это около сотни лет назад, и с того времени город сильно разросся, поглотив подворье чародея, однако до шума центральных улиц этому району всё равно было далеко.

Чем больше они углублялись в переплетение улиц и площадей, тем больше нарастал шум. Бесконечные базары, лавки, бродячие продавцы калачей и напитков, стихийные вертепы и гулящие девки — всё это сплелось в одну большую, совершенно уродливую картину, в которой яркость неумело подменяла красоту.

На первый взгляд славный Богорад совсем не изменился — всё та же суета, крики, цветастые одежды купцов и целая туча запахов, от изысканного аромата заморской травы-ванили до жуткого смрада выгребных ям. Однако это только на первый взгляд, а намётанный глаз волхва выхватывал новые детали и не сказать чтобы они радовали. Больше стало оборванцев — уродливых, замотанных с головы до ног в вонючее тряпьё калек, каких-то перекошенных от древности беззубых старух, детишек, казалось бы, нормальных, но будто бы пропитанных насквозь зловонной грязью. Они все впивались в прохожих колючими взглядами, завывали что-то жалостливое, сидели, стояли, брели вдоль улиц, разбавляя галдящий жизнерадостный поток, словно тонкая жилка гнили, появившаяся в древесном стволе. Сам Твёрд не имел ничего против странников-калик или тронутых божьей благостью нищих, что ходят по Светлой земле из конца в конец, а то и забредают далеко за Окоёмные горы. Таким странникам всегда есть что рассказать, да и послушать их в радость. Те же, что бродили сейчас по улицам стольного града, были другими, будто бы чужими, иссушенными, намеренно обесцвеченными и лишёнными всего, кроме этих самых злобных колючих взглядов. Даже лица у всех, от мала до велика схожи, если, конечно, тряпьём не замотаны.

Прибавилось и брошенных домов, с заколоченными наглухо окнами, дырявыми крышами, покосившимися