Читать книгу "Смерть или слава - Владимир Васильев"

– Сследовать зза! – повторил галакт и вошел в новоявленную дверь.

Вошли и остальные.

Они попали в просторный зал, сильно напомнивший Зислису общую камеру новосаратовской тюрьмы, только тюремная камера была, конечно же, раз в десять меньше.

Двухъярусные кровати в несколько рядов. Десяток длинных столов; возле каждого – по паре таких же длинных лавок с низкими спинками. Еще несколько лавок вдоль стен. И все.

В зале было полно людей – около сотни, не меньше. Некоторые лежали на койках, некоторые расселись за столы, некоторые бесцельно бродили по свободному месту. Сейчас все, конечно же, уставились на новичков и на тюремщиков.

– Усстраиватьсся! – прогнусавил аппарат-переводчик. – Сскоро кормежжка! Жждать!

И свайги один за другим покинули зал. Прямоугольная дверь затянулась в считанные секунды – заросла, как и не было.

– Пан лейтенант! – услышал Зислис знакомый голос.

Так и есть – служака-патрульный, которого пришибли чем-то нервным еще во время первой атаки. Первое знакомое лицо в толпе.

А вон и второе – постная физиономия Стивена Бэкхема, начальника смены со станции наблюдения.

– Ба! – сказал кто-то с койки верхнего яруса. – Да это же Зислис!

Кто-то тотчас привстал и на соседней койке. Зислис присмотрелся и с огромным облегчением узнал сначала Артура Мустяцу, а потом Валентина Хаецкого. Одного из старателей-звездолетчиков.

А когда с койки в проход соскочил Пашка Суваев, невольный спец по чужим, Зислис вдруг стряхнул с себя мрачное оцепенение с подъемом подумал: «И чего это я помирать заранее собрался? Жизнь-то налаживается…»

И, вероятно, не только Зислис увидел знакомые лица. Фломастер вдруг ощерился, метнулся к столу и выдернул из ряда сидящих тучного мужчину лет пятидесяти – за шиворот, как тряпичную куклу.

– Вот ты где! – процедил Фломастер с угрозой. – Ну что? Спас свою жопу?

Мужчина был в полковничьем мундире.

Но Фломастер не успел даже как следует съездить полковнику-дезертиру по физиономии – какая-то женщина с криком повисла у лейтенанта на руке.

– Да ну его, – сказал вдруг Ханька и равнодушно сплюнул. – Сейчас мы все равны.

– Я тоже мог удрать на лайнере, – сердито сказал Фломастер и несильно отпихнул женщину. – Но я остался.

И уже громче – женщине, продолжающей голосить:

– Да заткнись ты! Забирай своего муженька…

Он отпустил полковника и тот бессильно осел на лавку. Без единого звука.

– Директорат тоже здесь? – мрачно осведомился Фломастер.

– Не весь, – ответил кто-то из-за соседнего стола. – Но чужие все время приводят кого-нибудь нового.

Свободных коек в камере оставалось еще предостаточно. Зислис вдруг подумал, что не видит детей. Ни одного. Женщины есть, правда мало. А детей – нет.

Зислис подошел к Суваеву, Хаецкому и Мустяце; Лелик Веригин, как привязанный, следовал за ним.

– Привет…

– Привет, наблюдатели, – отозвался Хаецкий уныло.

– Экс-наблюдатели, Валек, – вздохнул Зислис. – Экс. Теперь мы все просто пленники. Где твой брат-то?

– Не знаю. Мы с Артуром очнулись в какой-то комнатушке тут, неподалеку. Потом нас сюда привели – с час назад, примерно.

– Понятно, – кивнул Зислис. – Та же песня. И что?

Он вопросительно глядел на Хаецкого, который обыкновенно знал все и обо всех на Волге. Но сегодня ситуация складывалась совсем иначе, чем обычно.

– Откуда я знаю? – Хаецкому, похоже, и самому было неуютно. Отвык от неопределенности. – Покормить обещали. А вы устраивайтесь, устраивайтесь… Вон те две койки свободные.

Зислис в который раз за сегодня глубоко и шумно вздохнул.

– Паша, – обратился он к Суваеву. – Ты у нас все знаешь. Где мы? На крейсере свайгов?

Суваев отрицательно покачал головой:

– Нет. По крайней мере, о таком корабле я ничего не знаю. Думаю, мы находимся на той громадине, из-за которой вся каша и заварена.

– Которая над океаном висела? – уточнил Зислис.

– Именно.

– Хотел бы я знать, что это означает…

Зислис резко обернулся, и вдруг заметил десятки глаз, обращенных к ним. Почти все, кто был в камере, собрались в проходах у коек. И все слушали их, затаив дыхание. В первых рядах – Фломастер, Ханька, служака-патрульный, какие-то мрачные и небритые ребята с упрямыми подбородками и мозолистыми руками…

И в этот момент снова отворилась дверь. Ввели еще четверых – первым из людей в камеру ступил Валера Яковец. Вторым – Женька Хаецкий. Третьим – Прокудин, а четвертого Зислис не знал.

За следующий час свайги набили камеру людьми до отказа. Не осталось ни одной свободной койки.

Над Новосаратовым в это время как раз должно было рассветать.

«Веселенькое получилось утро!» – подумал Зислис мрачно и решительно взглянул на Суваева.

– Ну-ка, Паша! – сказал он твердо. – Пойдем-ка потолкуем в уголке…

27. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.

До рассвета мы даже умудрились кое-как подремать. Успокоившаяся Юлька показала мне как включить внешнее наблюдение, и я так и отрубился в кресле у пульта. Снаружи было темно и тихо, только ветер заунывно свистел над карстовыми разломами.

На душе было как-то не так. Не то чтобы гадко, а как-то неспокойно, что ли. Я глушил чувство вины, но оно продолжало помаленьку грызть. Особенно грызла досада за пацана-Борьку – если уж сделал его сиротой, надо было хоть защитить. Волчье время, так его через это самое…

Так я и досидел до конца ночи. То проваливаясь в чуткое забытье, то просыпаясь и приникая к экранам. Но до утра нас не трогали. К счастью.

Очередной раз проснулся я от вызова видеофона – он прозвучал в тишине с эффектом разорвавшейся бомбы. Меня подбросило в кресле, а рука мгновенно нашарила на поясе бласт.

Экраны стали не черными, а светло-серыми: снаружи рассветало и инфрадатчики сами собой отключились. Скользнув по экранам взглядом, я дотянулся до видеофона. И почему-то ответил без изображения, только голосом.

– Ну?

– Рома?

Я облегченно вздохнул: говорил Риггельд. Его немецкое придыхание ни с чем не спутаешь.

– Фу, – расслабился я. – Это ты.

И включил изображение – рядом с пультом сгустилась голограмма и одновременно зашевелились три передающие камеры, отсылая Риггельду мою картинку. Савельев, полусонный, в кресле.

Рядом незаметно и вкрадчиво оказался Чистяков, а спустя секунду из-за ширмочки выпорхнула радостная Юлька.